Долина смерти (Искатели детрюита)

Невольно рабфаковец отметил массивность мускулистых форм одного из авантюристов и звериную ловкость другого. Аполлон в голом виде скорее заслуживал наименование Геркулеса, чем бога солнца, имя которого он носил. Сидорин же имел телосложение и грацию гибкой пантеры, и в мягкой резвости его движений чувствовалось коварство хищника.

«Парочка отменная», — подумал рабфаковец и решил не злоупотреблять своей отвагой. Из-за своего прикрытия он видел, что ближний берег не представлял удобств для купания, в то время как на противоположном находился небольшой водоем, где вода не пенилась и не клокотала. Если приятели хотят хорошо искупаться, они должны будут перейти на тот берег. Так подумал рабфаковец и оказался прав.

Бандиты дали своим телам остыть, затем разбежались и прыгнули через неширокую ленту воды. В ту же секунду выскочил из-за своего прикрытия не знающий страха рабфаковец…

До одежды и до седел, подле которых лежало оружие, было не больше полутора сажен, но он забыл о своем больном суставе и… запнулся на первых же шагах, поддав ногою отмерший сук. Сук затрещал… Сидорин, висевший в этот момент над серединой водопада, кошкой перевернулся в воздухе, упал на ноги на противоположном берегу и, сейчас же оттолкнувшись от него, прыгнул в обратном направлении… Рабфаковец, пренебрегая мучительной болью в опухшем суставе, сделал отчаянный прыжок вперед. Они столкнулись как раз над оружием — оба с одинаковой инерцией… Сидорин скользким угрем увернулся от объятий, которые ему приготовил рабфаковец, и проскочил меж его ног, не успев, однако, поднять с земли револьвера. Он во второй раз попытался увернуться от враждебных объятий, но был пойман сзади за пояс… Рабфаковцу нужно было смотреть в оба; он ничего бы не имел против, если бы у него в этот момент было четыре глаза: два спереди, два сзади… Метнув через себя легковесного Сидорина в водопад, он тотчас же обернулся и столкнулся с массивным Аполлоном. Аполлон сохранил инерцию прыжка, и рабфаковец был опрокинут ею на землю… На противоположном берегу выбирался из воды Сидорин… Рабфаковец здоровым коленом поддал в живот насевшую на него тушу, и туша, екнув, перелетела через собственную голову… Опять прыгнул Сидорин, но на этот раз неудачно: вскочивший на ноги рабфаковец поймал его в воздухе и снова метнул в водопад — к тому берегу. Теперь снова предстояло помериться силами двум гигантам… Аполлон устремился на своего врага с зажатым в кулаке булыжником… Булыжник свистнул мимо головы рабфаковца и угодил в спину вылезавшего из воды Сидорина. Сидорин был выведен из строя… Свободный кулак массивного Аполлона встретил на своем пути подставленную ребром железную руку, в то время как другая ударила его в угреватый подбородок. Аполлон прикусил язык, плюнул кровью и, озверев, кинулся на рабфаковца, не обращая внимания на его удары. Они схватились крест-накрест и стояли несколько секунд в окаменелой неподвижности, словно шутили, словно обнимались в дружеском расположении. Потом Аполлон рывком дернулся к земле, упал на спину, рассчитывая приложить врага лбом о землю, но враг, падая, успел освободить руки и упереться ими в его подбородок. Аполлон стукнулся затылком с двойной силой, и его стальные тиски разжались; он все же сделал судорожную агоническую попытку подняться, но, получив удар в висок, замер, широко раскинув руки… Обернувшись вовремя, рабфаковец заметил в упор направленный на него револьвер: это оживший Сидорин подкрался пантерой… Прогремел выстрел — рука с револьвером повисла плетью, перешибленная в предплечье, куликом пуля же провела кровавую борозду на темени рабфаковца, вырвав ленту волос. В эту же секунду опрокинулся наземь Сидорин, получив от него новый удар — в переносье.

— Уф… задали они мне пару, — отдувался Безменов, связывая бандитов их же веревками.

Когда он седлал лошадей, намереваясь на них доставить пленников в Сухум, затрещал валежник и на всех парах к водопаду прорвался сквозь папоротник красный, потный и задыхающийся Митька Востров. Он ничуть не удивился, завидя друга, пребывающего в добром здравии.

— Я слышал выстрел!.. — тревожно выпалил он, кося глазами без зазрения совести и не замечая поэтому связанных бандитов.

— Да, выстрел был, — откровенно сознался рабфаковец и улыбнулся на потешного друга, — вот и след… — Он показал на кровавую полосу на своем темени и струйки крови на лице.

— Вульнус капитис касатикус! — воскликнул Митька озабоченно и полез в сумку за бинтами.

— Что сие означает? — спросил Безменов, делая испуганное лицо. — И на каком наречии?..

Митька, роясь в сумке, отвечал торопливо:

— Вульнус капитис, — это значит рана головы, а касатикус — касательная… первые два слова — по-латыни, а последнее, извини, я уже сам придумал… забыл, как по-латыни «касательная»…

Он нашел, наконец, бинт и на покорно подставленную голову рабфаковца мигом надел марлевый шлем. Потом он заметил вздувшийся чудовищно сустав друга и, как тот ни сопротивлялся, немедленно разрезал ему всю штанину.

— Почему бы не снять? — протестовал рабфаковец.