Долина туманов

– Вов, мы с Аней в больницу едем, на «скорой». Вов, она в ванночке захлебнулась…

Услышав слова директорской жены, Марина бросилась искать Владимира Ивановича. Нашла его у сломавшейся витрины, где он стоял на четвереньках, разглядывая заглохший мотор холодильной установки. Марина позвала директора, он повернулся, и кассирша сказала, протягивая трубку:

– Это ваша жена, у вас дочь утонула.

Вовка посмотрел на нее взглядом только что проснувшегося человека. Машинально сказал «спасибо». Взял аппарат, случайно коснувшись рукой холодной и немного влажной руки Марины. Прикосновение вызвало едва заметное чувство отвращения, о котором он тут же забыл.

После того страшного дня Марина проработала в КУБе еще три месяца, и каждый раз, когда Пушнин встречал ту самую высокую кассиршу с холодными руками, он вспоминал о смерти дочери. В день увольнения Марины Владимир Иванович вздохнул с облегчением.

Может быть, это совершенно нормально для человека в горе, но Вовка очень удивлялся тому обстоятельству, что абсолютно не мог вспомнить события нескольких дней, последовавших за днем смерти дочери. Они будто вывалились из его памяти, будто потерялись в лесу других воспоминаний. Скорее всего, узнав о происшествии, он рванул в больницу. Откуда-то он знал, Анчутку почти откачали, она дышала при помощи аппарата в «реанимобиле».

Довольно долго тело Анечки не отдавали родителям для похорон, потому что патологи не спешили с заключением, подозревая насильственный характер смерти. Все страшное время Ася провела у Веры, а в квартире Вовки ночевал Алексей. Эти вечера Вовка немного помнил, потому что рядом с братом он не скрывал своего горя. И Лексус не говорил Вовусу тех жутких слов, которые отец погибшей девочки слышал почти ото всех сочувствующих: у вас будут еще дети, вы молоды, все будет хорошо. Подобная чушь бесила Вовку до крайней степени! Какие еще дети? При чем тут другие дети? Он потерял именно эту девочку, эту дочь. Другая девочка не будет Анчуткой! Его Анчутка умерла!

Алексей разделял чувства брата.

Одну банальность он все-таки выдал, но только одну: время лечит. И в общем-то оказался прав. Впервые Вовка ощутил это через много месяцев, когда перестал испытывать приступы удушья при виде любого встреченного малыша. А вот этой весной он сказал Асе, что если она хочет ребенка, то и он не против. Сказать такое раньше было бы невозможно, детская тема была у них табуирована.

Ася посмотрела на него слегка отстраненно и ласково погладила прохладными пальцами по щеке. Вовка так понял ее жест: она тоже думает о ребенке, просто не решается первой заговорить об этом. Но он неправильно понял.

Фотографии те, отвратительные и жуткие, с голенькой девочкой, нашлись сами по себе, просто в руки прыгнули. Очень рано утром, часа за два до пробуждения Аленки и Алексея, Вера искала свой паспорт для чего-то маловажного. Вспомнила, кстати, что паспорт у нее просил Алексей. Ему понадобилось снять помещение для его новой затеи – магазина охранного оборудования, а оформлять документы на свое имя он не любил. Для справки – магазин, в котором продавалась крутая техника для параноиков вуайеристов (эксгибиционистов), желающих видеть (показывать) и слышать все, что происходит в их доме и за его пределами, причем в отличном качестве, стал юбилейным, десятым по счету, новым бизнесом Лексуса за последние девять лет. Все расходы на новые игрушки младшего Пушнина покрывались из прибылей КУБа.

Вместе со своим паспортом в борсетке Лексуса она нашла и те фото. Вера положила все обнаруженное на прежнее место. О паспорте небрежно спросила Алексея вечером, равнодушно взяла документ из его пальцев, даже не скрипнув зубами.

А после этого из сторонней наблюдательницы, потерявшейся в дебрях собственных сумбурных чувств, из жалеющей себя толстухи, влюбленной в мужа родной сестры, Вера превратилась в мамашу-коршуна. В тигрицу, охраняющую свое единственное чадо. Во внимательного и подозрительного охотника, выслеживающего хищника в джунглях.

Она перестала задерживаться на работе, взялась забирать дочь из школы, записала ее в секцию карате. Она постоянно находилась рядом, а если Алексей вызывался пообщаться с Аленкой, тут же придумывала способ отделаться от него.

Вера следила за ним, как следит за своим возлюбленным самая ревнивая в мире жена. Только страсть ее была со знаком минус, ибо мужа она возненавидела. Лишь услышав, что он отпирает дверь своим ключом, Вера мысленно желала ему провалиться сквозь землю или хотя бы забыть дорогу домой.

«Будь ты проклят!» – думала она, заметив, что Алексей завел привычку во время завтрака сажать Аленку себе на колени. Вера тут же отсылала дочь чистить зубы, расчесываться или гладить свою школьную форму. И все это – с улыбкой, с шуткой-прибауткой, пытаясь ничем не выдать своих мыслей.

«Чтоб тебя черт разорвал!» – бормотала она, глядя, как ее муж учит Аленку танцевать вальс.

– Аленушка, котенок! Кажется, твой телефон звонит!.. – с невинным видом звала она дочь.