Довольно поздно в этот вечер наша квартирная хозяйка, миссис Хадсон, сказала нам, что какой-то джентльмен желает видеть мистера Холмса по очень важному делу. Тотчас вслед за нею вошел Сесиль Баркер с осунувшимся помертвевшим лицом.
— Я получил дурные, ужасные вести, мистер Холмс, — сказал он.
— Я этого боялся, — ответил Холмс.
— Вы не получили телеграммы?
— Ко мне пришла странная записка.
— Бедный Дуглас! Мне говорят, его фамилия Эдвардс, но для меня он навсегда останется Джеком Дугласом из каньона Бенито. Три недели тому назад он с женой отправился в Южную Африку на пароходе «Пальмира». Вчера вечером пароход дошел до Капштадта, а сегодня утром я получил вот эту телеграмму.
«Джек упал за борт и погиб во время бури близ острова Св. Елены. Никто не знает, как случилось несчастье. Иви Дуглас».
— Ага! — задумчиво протянул Холмс. — Конечно, сцену хорошо обставили.
— Вы полагаете, что это не случайность?
— Конечно.
— Убийство?
— Без сомнения.
— Я тоже так думаю. Эти адские Чистильщики, это проклятое гнездо мстительных преступников…
— Нет, нет, дорогой сэр, — заметил Холмс. — В данном случае действовала более искусная рука. Теперь вы не услышите о спиленных двустволках или неуклюжих револьверах. Опытного художника узнают по мазкам. Я узнаю Мориарти по его методам. Это преступление совершено из Лондона, а не из Америки.
— Но во имя чего?
— Оно совершено человеком, который не может терпеть неудачи, человеком с положением, зависящим от прочности успеха. Великий ум и огромная организация ополчились на одного человека.
— Но как этот человек мог стать помощником американских убийц?
— Могу только сказать, что первое известие пришло к нам от одного из его помощников. Американцам дали хороший совет. Желая совершить дело в Англии, они обратились к искусному консультанту по преступлениям, и с этой минуты их жертва была обречена. Сначала он удовольствовался тем, что с помощью своих осведомителей отыскал намеченную личность, затем указал, как следует поступать. В конце концов, узнав о неудаче своего агента, он выступил сам. Помните, я предупреждал Дугласа в Бирльстоне, что предстоящая опасность страшнее прошедшей?
В порыве бессильной злобы Баркер ударил кулаком по столу.
— И вы хотите сказать, что мы должны спокойно сидеть? Что никто не может справиться с этим сатаной?
— Я не говорю этого, — ответил Холмс, и глаза его словно устремились куда-то вдаль. — Но дайте мне время, дайте мне время!..
Мы несколько минут молчали, а эти глаза, казалось, силились пронзить густую завесу будущего…
ЗАПИСКИ
О ШЕРЛОКЕ
ХОЛМСЕ
Желтое лицо
Вполне естественно, что я, готовя к изданию эти короткие очерки, в основу которых легли те многочисленные случаи, когда своеобразный талант моего друга побуждал меня жадно выслушивать его отчет о какой-нибудь необычной драме, а порой и самому становиться ее участником, что я при этом чаще останавливаюсь на его успехах, чем на неудачах. Я поступаю так не в заботе о его репутации, нет: ведь именно тогда, когда задача ставила его в тупик, он особенно удивлял меня своей энергией и многогранностью дарования. Я поступаю так по той причине, что там, где Холмс терпел неудачу, слишком часто оказывалось, что и никто другой не достиг успеха, и тогда рассказ оставался без развязки. Временами, однако, случалось и так, что мой друг заблуждался, а истина все же бывала раскрыта. У меня записано пять-шесть случаев этого рода, и среди них наиболее яркими и занимательными представляются два — дело о втором пятне и та история, которую я собираюсь сейчас рассказать.
Шерлок Холмс редко занимался тренировкой ради тренировки. Немного найдется людей, в большей мере способных к напряжению всей своей мускульной силы, и в своем весе он был бесспорно одним из лучших боксеров, каких я только знал; но в бесцельном напряжении телесной силы он видел напрасную трату энергии, и его, бывало, с места не сдвинешь, кроме тех случаев, когда дело касалось его профессии. Вот тогда он бывал совершенно неутомим и неотступен, хотя, казалось бы, для этого требовалось постоянная и неослабная тренировка; но, правда, он всегда соблюдал крайнюю умеренность в еде и в своих привычках, был до строгости прост. Он не был привержен ни к каким порокам, а если изредка и прибегал к кокаину то разве что в порядке протеста против однообразия жизни, когда загадочные случаи становились редки и газеты не предлагали ничего интересного.
Как-то ранней весной он был в такой расслабленности, что пошел со мной днем прогуляться в парк. На вязах только еще пробивались хрупкие зеленые побеги, а клейкие копьевидные почки каштанов уже начали развертываться в пятиперстные листики. Два часа мы прохаживались вдвоем, большей частью молча, как и пристало двум мужчинам, превосходно знающим друг друга. Было около пяти, когда мы вернулись на Бейкер-стрит.
— Разрешите доложить, сэр, — сказал наш мальчик-лакей, открывая нам дверь. — Тут приходил один джентльмен, спрашивал вас, сэр.
Холмс посмотрел на меня с упреком.
— Вот вам и погуляли среди дня! — сказал он. — Так он ушел, этот джентльмен?