– Да, все было продумано до мелочей. – Тут полицейский решил, что сказал уже достаточно, поэтому сменил тему разговора. – Вам не кажется, что пора бы уже подумать о чем-то другом и все-таки пригласить адвоката?
– Наверное, вы правы, – медленно произнес Манфред. – Не могли бы вы подыскать юриста из хорошей, уважаемой конторы?
– Разумеется, – сказал Фалмут, – хотя вашей защите…
– Это не для защиты, – жизнерадостно произнес Манфред. – Просто я подумал, что мне стоит составить завещание.
Глава XIV
В Олд-Бейли
Двери Олд-Бейли были открыты не для всех. В здание центрального уголовного суда могли попасть только избранные: репортеры, знаменитые артисты и самые успешные писатели, получившие специальные билеты от шерифов. О прибытии последних сообщили первые выпуски вечерних газет. Толпе собравшихся у здания суда пришлось довольствоваться обсуждением заключенного и его вероятной судьбы.
«Мегафон» и на этот раз опередил конкурентов, опубликовав завещание заключенного во всех подробностях. В колонке редактора его называли не иначе как «сей поразительный документ» или «необыкновенный образчик». Подобный пиетет был вызван в равной степени двумя причинами: во-первых, суммой завещания и, во-вторых, щедростью, с которой эта сумма распределялась.
В завещании шла речь о почти полумиллионном состоянии, из которого ошеломительная сумма в 60 тысяч фунтов была завещана «секте “Рациональная вера” на продвижение кампании за отмену смертной казни». Это было тем более удивительно, если вспомнить, что «Четверо благочестивых» признавали лишь один вид наказания для тех, кого считали в чем-то виновным.
– Вы, разумеется, хотите, чтобы это сохранилось в тайне, – с убеждением произнес юрист, когда завещание было засвидетельствовано.
– Вовсе нет, – ответил Манфред. – Мне бы даже хотелось, чтобы вы передали копию в «Мегафон».
– Вы что это, серьезно? – ошеломленно промолвил адвокат.
– Совершенно, – ответил заключенный. – Кто знает, – улыбнулся он, – может быть, это как-то изменит общественное мнение в… э-э-э… мою сторону.
Таким образом, удивительное завещание сделалось общественным достоянием и, когда в Олд-Бейли Манфред поднимался по узкой деревянной лестнице на скамью подсудимых, в зале стоял гул – это собравшиеся на слушание обсуждали последнюю причуду подсудимого.
– Тишина!
Манфред с любопытством осмотрел большую огороженную площадку, а когда конвоир указал на скамью, кивнул и сел. После того как был зачитан обвинительный акт, он встал.
– Признаете ли вы себя виновным? – спросили его, и он коротко ответил:
– Воздерживаюсь от ответа.
За происходящим обвиняемый наблюдал с интересом. Деловитые шерифы в мехах, священник, сидевший закинув ногу на ногу, три ряда барристеров в париках, репортеры на отдельной скамье, яростным шепотом отдающие указания посыльным, которым передавали свои записи, судебные приставы, плотная шеренга полицейских, растянувшаяся по периметру зала, – всех их он осмотрел с любопытством, но больше всего его заинтересовал судья в алой мантии, с по-стариковски мудрым и совершенно невозмутимым лицом.
Главный адвокат обвинения, невысокий мужчина с умным, уверенным лицом и подчеркнуто оживленными манерами, то и дело напоминал суду о своем искреннем желании вести дело беспристрастно и справедливо. Он заявлял, что не готов рассматривать некоторые обстоятельства, прояснившиеся в ходе полицейского расследования, и не хотел склонять суд к мысли, что подсудимый напрочь лишен положительных качеств.
Он даже не побоялся заявить, что человек, который был убит и в убийстве которого обвиняли Манфреда, не заслуживал уважения и не был достойным гражданином своей страны. Свидетели, лично знакомые с убитым, все как один отказывались отвечать на вопросы о его моральных качествах. Адвокат обвинения был готов полностью согласиться с утверждением, что это был ужасный человек, дурно влиявший на окружавших его людей, растлитель работавших на его фабрике молодых женщин, нарушитель закона, подлец и распутник.
– Но, господа присяжные, – с глубоким убеждением воскликнул адвокат, – цивилизованное сообщество, наподобие нашего, живет в соответствии с определенной системой, какой бы несовершенной и запутанной она ни была, которая определяет, какого наказания заслуживает преступник или тот, кто замыслил злодеяние! Поколения мудрейших людей создавали и усовершенствовали эту систему, чтобы она включила в себя все известные провинности. Обществу было нелегко принять эту систему, ему пришлось пойти на огромные жертвы, чтобы согласиться с заложенными в нее принципами. С потом и кровью было выстрадано право на великую свободу – свободу закона, в духе безупречной объективности проводимого в жизнь избранными служителями.
Далее он заговорил о «Четверых благочестивых», которые разработали собственные механизмы возмездия, вышедшие за рамки и поправшие существующие законы; которые сами выносили приговор и сами приводили его в исполнение, независимо и в нарушение существующего кодекса.