Долина Виш-Тон-Виш

Вместо того чтобы присоединиться к играм других ребятишек, юный пленник стоял в стороне и смотрел на их спортивные игры отсутствующим взглядом или, подойдя ближе к частоколу, нередко проводил целые часы, тоскливо и пристально вглядываясь в те бесконечные леса, в которых впервые обрел дыхание и которые, быть может, заключали все самое дорогое по его простодушной оценке. Эта молчаливая, но выразительная демонстрация страдания трогала Руфь до глубины души, побуждая ее стараться завоевать доверие мальчика, с тем чтобы вовлечь в занятия, способные облегчить его бремя. Решительного, но тихого подростка никаким искусом нельзя было заставить забыть, откуда он родом. Он как будто понимал добрые намерения своей заботливой госпожи и часто даже позволял, чтобы мать вводила его в круг своих собственных жизнерадостных и счастливых отпрысков, но лишь для того, чтобы смотреть на их забавы со своим прежним холодным видом и при первой возможности вернуться на свое любимое место у частокола.

Имелись все же особые и даже таинственные свидетельства растущего понимания им характера разговора, свидетелем которого он случайно оказывался, что выдавало большее знакомство с языком и суждениями обитателей долины, чем позволяли ожидать его известное происхождение и полный отказ от общения. Этот важный и необъяснимый факт подтверждался частым и полным значения взглядом темных глаз, когда его слуха достигало нечто, затрагивавшее, пусть отдаленно, его собственное положение. А также пару раз вызывающими проблесками жестокости, мелькавшими в его глазах, когда можно было услышать, как Ибен Дадли превозносит доблесть белых людей в стычках с исконными хозяевами страны. Пуританин не упускал случая взять на заметку эти симптомы пробуждающегося ума как залог плода, долженствующего послужить более чем достойной наградой за его смиренный труд. И они приносили ему большое облегчение от временных угрызений, которые все его усердие не могло полностью подавить, за то, что он является орудием причинения столь многих страданий человеку, в конечном счете не сделавшему ему самому никакого зла.

В описываемое нами время климат этих штатов заметно отличался от того, каким его знают теперешние жители. Зима в провинции Коннектикут сопровождалась чредой многочисленных снегопадов, пока земля не покрывалась целиком плотными массами замерзшей стихии. Случайные оттепели и внезапные ливни, сменявшиеся возвращением ясной погоды и пронизывающего холода из-за северо-западных ветров, имели обыкновение временами укладывать на землю покров, замерзавший до консистенции льда, так что бывало видно, как люди, нередко животные, а иногда и сани передвигаются по его поверхности, как по зеркалу замерзшего озера. В период подобных крайностей времени года закаленные жители пограничья, лишенные возможности заниматься своими привычными делами, имели обыкновение прочесывать лес, охотясь на дичь, которую в поисках пищи влекло к известным местам в лесах, где она становилась легкой добычей сообразительности и ловкости таких людей, как Ибен Дадли и Рейбен Ринг.

Всякий раз, когда молодые люди покидали дом, отправляясь на такую охоту, это возбуждало самый живой интерес мальчика-индейца. Каждый раз при этом он весь день сидел у амбразуры своей темницы, старательно прислушиваясь к далеким отзвукам мушкетов, доносившимся из леса. И единственный раз за все время многомесячного плена видели, как он засмеялся, внимательно разглядывая злобные глаза и мощные челюсти мертвой пумы, ставшей мишенью для Дадли в одну из таких вылазок в горы. Это пробудило в жителях пограничья) глубокое сочувствие к терпеливому и достойному юному страдальцу, и они с готовностью доставили бы пленнику радость участия в охоте, не будь эта задача одной из трудновыполнимых. Первый из только что упомянутых жителей леса предлог жил даже вести его, подобно собаке, на поводке, но это было похоже на унижение, против которого, как было очевидно, юный индеец, амбициозный по характеру и ревнивый к достоинству воина, открыто восстал бы.