Долиной смертной тени

— Давай! — кричит через дорогу Хохол. — В мэнэ вжэ скоро набойи скинчаться!

Вспомнив срочку, я прыгнул в окно, собираясь сразу же перекатиться в сторону, но, как только я коснулся земли, мою правую ногу пронзила острая боль, заставив меня рухнуть на спину и завыть от боли. При падении я попал ногой на большой кусок камня и теперь катался по земле, схватив её двумя руками и завывая от боли в паре десятков метров от кучки моджахедов, жаждущих отрезать мою неверную башку. Очутившийся после прыжка рядом со мной Шум подскочил ко мне, стараясь поставить меня на ноги.

— Давай! — крикнул Хохол, швыряя гранату и, не дожидаясь, пока она сдетонирует, снова открыл огонь из пулемёта по укрывшимся бабуинам.

Двадцать метров, разделяющие две стороны улицы показались мне сотней. Низкий и высохший от своей систематической диареи Шум, слабо подходил на роль моего костыля. Добежав до Хохла, мы чуть не упали, вовремя поймав равновесие.

— Поранэный? — спросил Хохол?

— Контуженый, бля! — со злостью рыкнул я на него. — Ногу вывихнул или сломал!

Сорвав с себя автомат, Хохол сунул его в руки Шума со словами:

— Прыкрывай!

После этого он забросил себе за спину пулемёт с уже опустевшим коробом, схватил меня за правую руку, положил её себе на плечи и, обхватив меня за спиной за разгруз, потащил в темноту двора, где ещё полчаса назад находился весь наш взвод. Двигались довольно быстро, мне приходилось подгибать дико болевшую ногу и скакать на здоровой, чтобы держаться с Хохлом в одном темпе. Шум прерывисто дышал за спиной, то и дело оборачиваясь, чтобы дать очередь, но погони не было.

— Хохол, а где все? — на ходу спросил его Шум. — И откуда у тебя пулемёт? Как ты вообще возле нас оказался?

Сопя от натуги, Хохол рассказал нам, что происходило во взводе, когда всё началось. Гремлин приказал всем покинуть занятую позицию. Бойцы похватали оружие и были готовы сорваться к нам на помощь, но взводный достал пистолет и выстрелил парням под ноги, выкрикивая, что это приказ, и, за отказ его выполнять, он пристрелит любого. Мол, нас уже не спасти, а остальных под удар он ставить не будет. Никто не хотел уходить, но после второго выстрела Гремлина из пистолета в землю, взвод нехотя потянулся к выходу, петляя между домами, чтобы не попасть на линию огня на той улице, где застряли мы.

— А я со Слимом збоку йшов, — заканчивал свой рассказ Хохол, — потягнув його за кулэмэт, забрав соби та й пишов назад. Лыше тыхо сказав, щоб вин нэ казав никому.

— Нихуя себе… — протянул Шум. — А кого из наших убили на углу?

— Маслёнка… — подытожил Хохол.

Остаток пути мы проделывали молча, так как силы были уже у всех на исходе, и дыхалка выбилась даже у некурящего Шума.

Вывалившись из пролома в стене, через который весь взвод заходил в посёлок, мы попадали на землю, шумно дыша и хватая ртом воздух. Шум тут же развернулся к пролому, выцеливая возможную погоню.

— Долго… Не лежим… — с трудом выговорил я. — Нужно уходить.

— Это если отсюда все ещё не съебались! — зло сплюнул Шум. — Вот будет хохма, если мы как блохи по этой пустыне скакать от духов будем!

Через минуту мы поднялись и продолжили отход. Мне показалось, что вдалеке, там, где был исходный рубеж нашего сегодняшнего штурма, виднелись машины и люди. Глаза слезились от боли, и я сосредоточился только на быстром ковылянии. Через какое-то время действительно показалась большая группа бойцов и транспорта. Метров за двести уже были слышны крики и ругань, толпа двигалась, но все были повёрнуты к нам спинами. Уже подойдя почти вплотную, шум толпы стал затихать, бойцы, один за другим поворачивались в нашу сторону, расступаясь, и наконец, совсем замолкнув. В центре толпы стояли Камрад, Мономах, Гремлин и командир отряда. Первым нарушил молчание Камрад:

— Ранен?

— Нет, вывих, — кривясь от боли, ответил я.

— Тебе кто дал право нарушить приказ и покинуть группу, сука?! — Гремлин сверлил взглядом Хохла, переводя взгляд то на меня, то на Шума, сжимающего автомат.

— Ну, и где подтверждение твоему пиздежу о сотне яростных ингимаси?[41] — спросил у Гремлина Мономах. — Ты же всех поднял с укрепов и увёл из уже наполовину занятого посёлка!

— Какая сотня?! — влез в разборку Шум. — Их было от силы человек пятнадцать-двадцать! Я же кричал в эфир, чем вы слушали?!

— Такая сотня, что её один Хохол разогнать смог, — сказал за спиной Ворон, — ты же нам даже «бардак» не дал применить. Вот объясни, нахуя?

— Ты нахера людей на живодёрню оставил? — Камрад стоял перед Гремлином, сжимая кулаки. — И почему именно их двоих? За что?

— Потому, что они для меня мусора, — выговаривая каждое слово, зло ответил Гремлин, — а все мусора, даже бывшие, для меня — пидоры! А омоновцы — вдвойне пидоры! Когда они пиздили меня по хребту на Болотной, я тоже спрашивал их: «За что?». Знаете, что они мне тогда ответили? За то, что я для них — пидор! Поэтому любая ментовская падла должна сдохнуть, и я сделаю для этого всё, что смогу. И эти два пса должны были сегодня сдохнуть, как и тот Маслёнок ёба…