«Долой стыд!». Сексуальный Интернационал и Страна Советов

Так она набрела на сожженное село и подумала, что сейчас наверняка найдет съестное. Вскоре обнаружились в развалинах соленья и даже банка тушенки. Она поела вдоволь и уснула. Проснулась от рези в животе. Справив нужду, Клава услышала стон и притихла, испугавшись. Стон повторился. Она тихонечко пробралась к кустам, откуда шли звуки, и ужаснулась: на спине на расстоянии ее вытянутой руки лежал фриц. Раненый держал себя за грудь, на его кителе бурыми пятнами виднелась запекшаяся кровь. Девушка обратила внимание на Железный крест, затем опустила взгляд на раскрытую кобуру, из которой торчала рукоятка парабеллума. Раненый немецкий офицер чуть приподнялся, левой рукой поманил ее, шепча: «Мэдхен, ком, ком…» Клава сжалась от страха, тогда немец, с трудом подбирая слова, по-русски сказал: «Не бойся. Я стреляйт не буду». И левой рукой показал на лежавший недалеко солдатский ранец в виде ребристого цилиндра. «Там… бинт… и-од… возьми, нэ бойся, я учил русиш язык в университет… Мюнхен. Я баварец». Он тяжело дышал, видимо, слова не только русские, но и немецкие давались ему с трудом. Клава открыла ранец, достала оттуда медицинскую аптечку и, враз забыв о врагах и друзьях, потеряв разумение: кто же в самом деле враги и

друзья, деловито сказала: «Вам нужен стрептоцид, у вас гной». Он кивнул головой и показал пальцем, где именно стрептоцид; она высыпала весь порошок ему в рану, и немец, весь в испарине, прикрыл глаза. Тогда она осторожно расстегнула ему китель и постаралась стянуть, не причиняя боли, с правой онемевшей руки. А затем стала осторожно бинтовать. Немец сильно стонал, голова его откинулась, и в какое-то мгновение она подумала, что он умер. Но офицер просто потерял сознание.

А когда очнулся, сказал, показывая в сторону: «Там лиген зольдатен… там есть вода, вассер, порошок…» Она, поняв просьбу, отправилась на поиски и вскоре принесла какие-то брикеты со спрессованными кубиками. Он жестом показал ей, что нужно сделать. Она нашла железную коробку от консервов, налила воду и бросила туда кубики. Вода зашипела, и она испугалась. А немец засмеялся и показал: дай сюда, – но не мог держать импровизированную кружку. Она приставила к его губам шипучку, и он жадно выпил. И предложил, чтобы она тоже пила еще чуть шипящую воду: «Дийзэ газ-вассер, газ-вода…» Откуда ей было знать, что и в этом проявлялась забота командования о своих солдатах; оказывается, эта газировка спасала немцев от бактерий, обеззараживая воду, при том, что все немецкие солдаты пили норму – 1 л 200 г ежедневно.

Затем он представился, его звали Пауль, и был гауптман Пауль командиром пехотной роты. Он подсказал где, в какой стороне лежит убитый солдат, у которого в ранце есть ветчина и сухари. Она, переставшая бояться мертвецов, принесла, и они поужинали… Клава постелила шинели убитых немецких солдат и уснула рядом с Паулем; страх, недоверие исчезли. Просыпаясь, она слышала, как на небольшой высоте пролетали на задание «По-2», как бороздили небо ночные сполохи и как где-то далеко раздавались отрывочные короткие канонады. Не находя успокоения, в привычной тревоге, она вновь и вновь утыкалась носом во влажную тяжелую материю, не могущую как следует согреть два измученных тела в холодную осеннюю ночь 1943 года.

А наутро она проснулась от звуков работающих двигателей. Страха не было, он исчез из ее тела, из ее сознания, уступив место спокойствию, обреченной уверенности и целительному безразличию. Она разбудила Пауля и сказала: едут. Он показал-попросил: достань «люггер», постреляй в воздух, это едет наш бронетранспортер. Если боишься, убегай, как только увидишь немецких солдат. Она сказала: я уже ничего не боюсь, но стрелять не буду, а позову их. Это был наилучший вариант. На одиночные выстрелы могли не обратить никакого внимания.

Она быстро побежала и увидела немецкую колонну, в которой ехало до полутора десятка бронетранспортеров, мотоциклов и машин. Она сконцентрировалась, собрала весь свой словарный запас немецкого языка и закричала: «Комен зи бите! Комин зи бите хир!» Один или два мотоциклиста обратили внимание на хрупкую грязную фигурку и остановились. Она стала звать их отчаянными жестами, и уже вчетвером, вскинув автоматы, солдаты направились к ней. Она, показывая в сторону леска, сказала: «Гауптамн, официр!» Тогда солдат сказал, показывая пальцем на деревья: комен, пошла, шнель, вперед, вперед! Она пошла впереди, они внимательно посматривали, и вот уже Пауль по-немецки радостно благодарит за то, что его нашли. Солдаты осторожно подняли офицера, и он ей сказал: «Клав, я думайт, тебе идти некуда. Иди с нами…»

Так нежданно-негаданно Клавдия оказалась в немецкой части, и Пауль ей объяснил: «Не бойся, тебя будет допрашивать оберштурмфюрер СС расскажи, как ты меня спасла… И еще, вот тебе адрес моих родных… на всякий случай… И спасибо тебе».