Читаем Дом 1000 дверей полностью

Тогда он выбрал благодать. И в этом не было ни печали, ни веселья, но печаль и веселье непостижимым образом объединялись в одно чувство, переплавляясь в нем в сияющий свет всепрощающей любви. В. смотрел на плачущих людей и хотел отдать им свою любовь, распространить ее на них. Он чувствовал, как сияние и свет исходят от него, пробиваются даже через толстый заслон стеклянного экрана. Я благодать, я свет!. Придите ко мне все, кто обижен и слаб. Я помогу вам, я освещу ваш путь! Здесь В. чуть было тоже не забылся, так заманчива была перспектива дарить любовь и свет, но легкий кашель Мистера вовремя вернул его к самому себе…

Тогда В. выбрал страх. Он почувствовал снова, что значит быть слабым и беззащитным существом, которое не знает, что ждет его в следующую минуту. Почувствовал страх плоти перед смертью. В. представил холодную, глубокую и темную яму, в которую опустят его тело, и его пробрала? ледяная дрожь. В. ощутил, как страх разрастается и грозит опять ввергнуть его в беспамятство. Но В. был настороже…

И он выбрал зависть. Он вспомнил все прекрасные и чарующие моменты своей жизни, вспомнил обо всем, что не сбылось, и ему показались не милы все эти люди, которые еще живут, еще могут надеяться. Но он не поддался и зависти…

И выбрал нежность. Он стал мягок, как тающее масло, он хотел утешить всех-всех-всех, а больше всего он хотел утешить свою возлюбленную, чтобы уже никогда больше слезы не лились из ее прекрасных глаз. Но В. опять вовремя опомнился…

И он выбрал гнев. Как может быть такой несправедливой судьба, отня?вшая у него жизнь именно в тот момент, когда перед ним только забрезжила надежда быть свободным? Но и гнев оказался ему подвластен…

И так В. вытаскивал на свет божий все новые чувства из своей копилки и поражался их разнообразию. В. примерял на себя различные эмоции и через их призму смотрел на факт своей смерти. Он понял в конце концов, что смерть, даже твоя собственная, впрочем, как и любое другое событие, это нечто вроде столба, который ты можешь обойти кругом и разглядеть с любой стороны. Так или иначе, ты будешь смотреть на столб, но то, КАК ты будешь на него смотреть, целиком зависит от тебя.

В. восхищенно глянул на Мистера, и тут же понял, что опять воспользовался своей копилкой и вытащил оттуда восхищение. В. засмеялся. Он неисправим! Но один вопрос не давал ему покоя:

- А когда я был жив, я тоже мог пользоваться копилкой? - спросил он у Мистера или у себя, что было одно и то же.

- Несомненно, - отвечал Мистер. - Ты мог пополнять ее новыми эмоциями, мог доставать из нее старые чувства или приготавливать новую смесь из ощущений, которая опять же будет отложена про запас. И конечно, так или иначе, ты всегда мог выбирать.

- Да, - ответил В., - я мог выбирать, но я не помнил о праве выбора и потому был полностью во власти чувств. Страдания казались такими невыносимыми! Если бы я знал, что в любой момент могу их прекратить! А как отвратительны были эти В., которые повылазили невесть откуда! Одержимые эмоциями.

- Невыраженцы? - весело подхватил Мистер. - Почему же «невесть откуда»? Очень даже «весть», откуда появились эти милые создания. Да уж, за?дали они нам хлопот! Поверь, их утилизация была делом, мягко говоря, непростым. Даже для того, чтобы их отловить, пришлось задействовать целую роту.

- Значит, их все-таки уничтожили? Как жаль! Но почему я сам не мог ничего с ними поделать?

- Потому, мой дорогой, что после драки кулаками не машут. Когда невыраженец народился на свет, с ним уже ничего не поделаешь. Его можно только утилизова?ть. По этому делу у нас есть настоящие спецы! А вот справиться с ним самому сложно. Мало кому это удавалось. Так что о твоих невыраженцах пришлось позаботиться нам.

В. виновато улыбнулся, и хотел было даже извиниться, но тут же понял, что само понятие вины за гранью жизни и смерти утратило всякий смысл. Здесь В. понимал, что наказание или одобрение есть не более чем средства управления, которые теперь не имеют над ним власти.

В. вспомнил еще кое-что. Он спросил у Мистера:

- А торшер? Это тоже вы сделали?

- Какой торшер? – спросил Мистер удивленно.

- Торшер из Раздачи! Он сам собой появился прямо перед моим носом.

- А-а, вот ты о чем, - протянул Мистер. – Нет, мой дорогой, это явление иного рода. Видишь ли, вещи, которые ты получаешь в Раздаче, они, как бы это выразиться, настолько жестко материальны, что в общем-то не поддаются модификции. И более того, они ей мешают. Поэтому многие сталкиваются с тем, что вещи из Раздачи появляются там, где не нужно, и в самый неудобный момент. Хотя у них есть и свои достоинства. Они никуда не исчезнут и не изменятся, кто бы тебя не заточал. Но с другой стороны, тебе всегда придется подыскать им подходящее место в созданном тобою пространстве и смириться с тем, что они будут иногда мешать модификции. А избавиться от них можно только одним способом – утилизовать. Этим занимается Утиль. Поэтому Раздача у нас, мягко говоря, популярностью не пользуется.

- Утиль? А невыраженцев тоже там утилизируют… то есть утилизуют?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ледяной плен
Ледяной плен

«Метро 2033» Дмитрия Глуховского — культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книга последних лет. Тираж — полмиллиона, переводы на десятки языков плюс грандиозная компьютерная игра! Эта постапокалиптическая история вдохновила целую плеяду современных писателей, и теперь они вместе создают «Вселенную Метро 2033», серию книг по мотивам знаменитого романа. Герои этих новых историй наконец-то выйдут за пределы Московского метро. Их приключения на поверхности Земли, почти уничтоженной ядерной войной, превосходят все ожидания. Теперь борьба за выживание человечества будет вестись повсюду!Говорят, где-то во льдах Антарктики скрыта тайная фашистская база «211». Во время Второй мировой войны там разрабатывались секретные виды оружия, которые и сейчас, по прошествии ста лет, способны помочь остаткам человечества очистить поверхность от радиации и порожденных ею монстров. Но для девушки Леры важно лишь одно: возможно, там, в ледяном плену, уже двадцать лет томятся ее пропавшие без вести родители…

Alony , Дмитрий Александрович Федосеев , Игорь Вардунас , Игорь Владимирович Вардунас

Фантастика / Исторические любовные романы / Боевая фантастика / Постапокалипсис / Прочая старинная литература / Древние книги
Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги / Публицистика