Дом ангелов

По мере своих изысканий он по-настоящему узнавал маргинальный люд. Из всей этой толпы нищебродов, всякой твари по паре, одни лишь цыгане вызывали у него восхищение. Уроженцы Восточной Европы, корнями уходящие в далекую Индию, они во многом усовершенствовали технику попрошайничества. Они были гениями выживания в любых условиях. У них работали все, от младенцев до старух, каждый вносил свою лепту. «Заработки» их были активные и пассивные; они посылали отряды карманников щипать пассажиров в метро, автобусах, поездах, а их больные, вплоть до умирающих, занимали посты на перекрестках и главных пешеходных артериях. Воришки, от семи до двенадцати лет, заполоняли вагоны на остановках, набрасывались на пассажиров, точно стая воробьев, обчищали их в два счета, особенно дам, и, свистя, убегали. Если им случалось попасть в полицию — никаких документов, никакого гражданства и ни слова по-французски. Их отпускали через несколько часов — закон о несовершеннолетних никто не отменял. Они приспосабливались ко всем нюансам рынка: осеняли себя крестом, прося деньги, мыли ветровые стекла у светофора, носили образки Девы Марии, показывая, что они не какие-нибудь опасные джихадисты. Однако в кварталах, населенных мусульманами, они попрошайничали по-арабски:

— Салам алейкум, алейкум салам.

Улыбчивые девушки обступали вас на улице, протягивая бумаги в пользу глухонемых, слепых, заик, голодающих и просили немного мелочи в обмен на вашу подпись. Такие симпатичные — и вытаскивали банкноты у вас из кармана так ловко, что впору восхититься. Они подбирали упавшие под ноги кольца из фальшивого серебра и отдавали их вам за вознаграждение. Еще они продавали цветы, ландыши на 1 Мая, и очаровательных щенков, белых с бежевым, — говорили, что они краденые. Братьям нашим меньшим легче разжалобить француза, чем людям в нужде.

Те, что просили подаяния, делились на два лагеря — вежливых и жалостных. Первые не знали границ в раболепстве: они готовы были лизать вам ботинки за евро или двадцать сантимов. Их могли игнорировать, отгонять, но они не отставали, отвешивая земные поклоны каждой мелкой монетке.

— Прс-с-стите, мусью, прс-с-стите, матам, извиняйте меня, што бешпокою, нечего есть, много детки, один монетка, пж-ж-жалсста…

Зимой и летом они оставались на своем посту, непрерывно бормоча жалобы. Они брали вас измором. В их угодливости было что-то оскорбительное, и рука невольно тянулась к карману. Жалостные должны были представлять собой душераздирающее зрелище: выбитый глаз, отрезанное ухо, всего по три пальца на каждой руке, полноги или разъедающая щеки опухоль. Среди умений цыган, говорила молва, числилось поточное производство калек, целое искусство пилы и зубила, резки и кройки, требовавшее подлинного мастерства. Они проявляли чувство мизансцены, поистине вызывавшее восторг, и выбрасывали на улицы своих убогих, скроенных по мерке, обстриженных безумными садовниками: тут безрукие, там дети-уроды; одурманенные, непрерывно плачущие женщины; припадочные, которым впрыскивали какую-то гадость, чтобы они тряслись; паралитики, словно вышедшие прямиком из фильма ужасов. Они были не лишены своеобразного чувства юмора, выставляя напоказ своих монстров. У пожилого мужчины на площади Республики вся левая сторона лица была умело выжжена утюгом или паяльником. Пришлось ему, видно, нелегко. Но результат был гарантирован пожизненно: незаживающая язва, переливавшаяся всеми оттенками от кобальта до багрянца, с толстыми желтыми прожилками. Этот человек вызывал ужас и любопытство; ему издали кидали монетки, которые он небрежно подбирал. Дородные матроны соседствовали с пигмеями, которым перемололи кости. Имелась и команда чудесно исцелявшихся паралитиков, которые, собрав выручку, резво бежали в метро. Поговаривали, что всей этой сетью руководят некие «капо», ворочавшие где-то в Южной или Восточной Европе большими делами. Девушек покупали у семей за несколько тысяч евро, выбирая самых смышленых и сговорчивых. Не слишком нравственно, но, согласитесь, выдает настоящий организаторский талант. Попрошайка — мелкий предприниматель, он изучает рынок и выбирает платежеспособных «клиентов».

Антонен не мог смириться с распущенностью городских отбросов. Когда-то в Англии таких людей метили каленым железом, продавали в рабство, помещали в богадельни или монастыри, чтобы научить добродетелям труда. Любопытную исправительную машину изобрели голландцы: бродягу, не желавшего работать, сажали в подвал, который наполнялся водой. Если он переставал откачивать воду, то тонул. Суровый, но действенный урок.