Дом без воспоминаний

Отгоняю дурные предчувствия, снова смотрю на компас и на часы: мы не сбились с курса, но уже десять минут второго. На самом деле к этому времени я надеялся уже дойти до хутора или села. Но плохо рассчитал расстояние. Остается двигаться вперед, вдруг получится добраться до безопасного места раньше восхода солнца. Я открываю бутылку, даю Белле попить и сам делаю пару глотков.

– Вперед, – командую я, вставая на ноги.

Короткий привал не пошел на пользу. Ноги сводит судорогой, икры невыносимо болят. Через каких-то двадцать минут приходится остановиться снова. Проклятая молочная кислота, о которой вечно твердит учитель физкультуры, поступает в ткани, отравляет мускулы, размягчая их. Белле тоже пришлось туго: она тяжело дышит, на языке полно сухих былинок, одно ухо кровоточит. Я вытираю ей морду, намочив тряпку водой, пытаюсь съесть что-то сладкое, в надежде, что сахар придаст мне сил, но в горле так пересохло, что не проглотить ни куска, даже запивая.

И тут слышу, как кто-то окликает меня по имени.

Один-единственный раз, и так быстро, что через секунду я уже не знаю, верно ли расслышал.

Надо снова включить фонарик.

Шарю лучом среди деревьев. Он совершает полный круг и на мгновение высвечивает что-то.

Между двумя стволами виднеется чья-то неподвижная фигура. Это орк, он смотрит прямо на меня.

Я вглядываюсь, еще немного – и из горла вырвется вопль. Но в этом месте уже никого нет. То была галлюцинация, говорю я себе, точно так же, как и недавно прозвучавший голос. Но сердце рвется из груди, и те немногие силы, которые еще оставались, покидают меня, будто их высасывает земля у меня под ногами. Мне холодно. Я достаю из рюкзака пуховик, накрываюсь им, как одеялом. Белла легла под боком, она тоже устала и греет меня своим телом. Я говорю себе, что спать нельзя. Не выключаю фонарик, чтобы не задремать ненароком. Но потом как-то незаметно батарейки садятся, и я проваливаюсь в глубокий сон.

Кто-то меня толкает. Носком ботинка.

Я резко просыпаюсь. Вскакиваю. Солнце уже высоко, лучи его просачиваются сквозь ветви и ослепляют меня, так что я не могу разглядеть лицо мужчины, который стоит передо мной.

– Что ты тут делаешь, малец? – спрашивает он грубо. И называет меня не по имени, а вот этим словцом. Тем же, что и орк.

Но Белла его облаивает, и я понимаю, что это не орк, даже не различая лица.

– Молчишь? – На нем что-то вроде зеленой униформы. Егерь из лесного ведомства.

– Спасибо, – вдруг произношу я и разражаюсь слезами.

– Спасибо? За что? – спрашивает тот в недоумении.

И тогда я, рыдая, выкладываю ему все. О том, что мы с мамой и папой должны были отправиться в путешествие по Северной Европе. О чужаке, которого я обнаружил в доме, когда вернулся из школы. О том, что мои родители пропали вместе с трейлером. О том, что незнакомец, расположившийся у нас, хочет, чтобы я называл его дядей. О его абсурдной идее, чтобы я с ним проводил лето. А я знаю о нем только то, что у него есть нож и он хранит в рюкзаке поляроидную фотографию рыжеволосой женщины, сделанную в баре. И он предложил мне убить мою собаку, потому что решил, будто она взбесилась. А Белла скребется в запертую дверь, ведущую в подвал, а тот человек настаивает, чтобы я туда не спускался.

Лесничий смотрит на меня, не произнося ни слова. Интересно, спрашиваю я себя, слышит ли он мой рассказ, ведь у него нет одного уха.

– Стало быть, ты сбежал, – заключает он в конце, будто в чем-то меня упрекая.

– Что мне еще было делать? – вскидываюсь я.

Он размышляет. Вид у меня, должно быть, жалкий, потому что в итоге он, кажется, поверил мне.

– Идти можешь?

– Да, – киваю я.

– Тогда пошли, сообщим кому надо.

Я испытываю такое облегчение, что забываю о боли в ногах и послушно иду следом. Мы подходим к зеленому «ситроену» с эмблемой лесного ведомства, припаркованному у тропинки. Садимся в машину, едем. Приезжаем в сторожку посреди поросшей деревьями низины.

– Можешь позавтракать, если хочешь, – предлагает безухий по приезде. – Молоко с печеньем сойдет?

– Мы отсюда позвоним в полицию? – спрашиваю я, поскольку ожидал, что он меня отвезет в ближайшее селение.

– Телефона здесь нет, только рация, – сообщает тот. – Привяжи свою собаку где-нибудь снаружи.

Я обматываю поводок Беллы вокруг ствола какого-то дерева, и егерь открывает передо мной дверь. Я переступаю порог, и у меня перехватывает дыхание.

Орк дожидается меня там, сидя на стуле.

– Нашел его в паре километров отсюда, – сообщает лесничий.

– Слава богу! – восклицает ублюдок, вскакивает и бросается ко мне. Встает на колени, берет меня за плечи, вглядывается, делая вид, будто проверяет, все ли со мной в порядке. – Как ты? – спрашивает в тревоге. – Заставил меня поволноваться, – добавляет с добродушным упреком.

– К счастью, твой дядя сообщил мне, – говорит лесничий. – Иначе ты так и блуждал бы по лесам, и неизвестно еще, что бы с тобой приключилось.

– Он мне не дядя, – возмущаюсь я. Пытаюсь собраться с мыслями. Почему лесничий верит ему, а не мне? Потом понимаю.