Старуха злорадно улыбалась, заглядывая в лицо, словно читала по нему, как по книге. Чтобы не встречаться с ней глазами, Виолетта отвернулась и принялась осматривать знакомую до мелочей комнату. Самая большая и любимая, она служила одновременно и столовой, и гостиной. Когда-то все это было отремонтировано и обставлено по последней моде, с не слишком явным, но тщательно продуманным шиком. Теперь то там, то здесь виднелись первые признаки запустения, пока еще не явные, но уже заметные внимательному взгляду, словно желтые листья в августе, навевающие грустные и совсем не летние мысли о неизбежности дождей и холодов. Обои с неброским классическим рисунком выцвели на открытых местах, с потолка в углу осыпалась известка, на одном из кресел протерся гобелен, а громадная чешская люстра, когда-то предел мечтаний каждого советского человека, растеряла несколько подвесок, да и вообще теперь, когда настал двадцать первый век, смотрелась довольно нелепо. Виолетта вздохнула. Ей мучительно хотелось отремонтировать квартиру, придав ей стильный и современный вид, хотелось поездить по дорогим магазинам, приобрести новую мебель, навороченную технику и всякие безделушки, которых в последнее время продается видимо-невидимо. Еще совсем недавно она могла не отказывать себе ни в чем, покупать все, что понравится. Но тогда выбор был настолько ограничен… А теперь, когда от разнообразия разбегаются глаза, у нее нет денег даже на нормальные сигареты. Проклятая Старуха никак не хотела оставить ее в покое. Посмеивалась, от чего голова ее мелко тряслась, а лицо становилось еще безобразнее.
– Что, несладко тебе приходится? - вкрадчиво поинтересовалась она. - То-то же, не все коту масленица, придет и великий пост!
– Да замолчи ты, и без тебя тошно!
Рука Виолетты дрогнула, искры с сигареты посыпались на юбку и чуть не прожгли дыру в последнем приличном костюме - только этого еще не хватало! К счастью, она вовремя успела их стряхнуть.
– А раньше-то, раньше-то, помнишь? - продолжала измываться Старуха. - Машина, квартира, дача, наряды из "Березки" да из заграницы, фрукты дефицитные прямо с овощебазы. А теперь этот сыр "Виола", твой любимый, что ты вечно по блату доставала, из-под прилавка, во всех магазинах лежит - бери не хочу. А ты не покупаешь, деньги экономишь. На колготки бережешь!
– И берегу. Что мне еще остается? - Виолетта чувствовала, что против воли опять втягивается в этот неприятный разговор, повторявшийся у них чуть ли не каждый день.
– Да уж теперь ничего! - не унималась старая ведьма. - То ли дело, пока Эдя был жив. Сидела ты у брата на шее и в ус не дула, а он, бедняжка, надрывался - и тебя кормил, и дочь твою, и своих две семьи. Вот и заездили вы мальчика, царствие ему небесное.
– Ну знаешь! - Виолетта в сердцах затушила окурок. - В том, что эти стервы, жены его, брата до инфаркта довели, я не виновата. И потом, ни у кого я на шее не сидела! Работала всю жизнь. А в том, что Эдя мне иногда деньжат подбрасывал, ничего особенного не было! В конце концов, он был мне всем обязан! Без меня ничего бы не добился. Опять же, я ему сестра родная! К тому же я одна дочь растила!
Виолетта никак не могла понять, почему вновь и вновь должна оправдываться перед Старухой. Господи, ну за что же ей это наказание? А та продолжала нападать:
– За квартиру третий месяц не плачено, а ты опять сегодня новую пудру купила! Сколько можно прихорашиваться-то?
– Ну и купила! - огрызнулась Виолетта. - Должна же я выглядеть как человек!
– Ишь ты - выглядеть! - захохотала Старуха. - Неужели все еще надеешься мужика себе найти?
– А хоть бы и так!
– Ну-ну! Мечтай! Только не выйдет у тебя ничего!
– Ну это мы еще посмотрим!
– Ну посмотри, посмотри! - зашипела Старуха. - На меня посмотри. Скоро, ох скоро такой же станешь. Старость-то не за горами.
Этого Виолетта уже не могла вынести. Она соскочила с кресла и заорала в полный голос так, что на чешской люстре зазвенели оставшиеся подвески: "Гадина! Да пошла ты знаешь куда!" И, не дожидаясь ответа, бросилась вон из столовой, промчалась по холлу, с шумом захлопнула дверь спальни и, тяжело дыша, остановилась перед зеркалом.