Дом без выхода

Бросив взгляд на часы, она поняла, что пора готовиться ко сну. Конечно, есть надежда, что поздно угомонившийся Сашура поспит утром подольше, но это вовсе не обязательно. Может вскочить, как всегда, часов в восемь, с него станется. Значит, хочешь не хочешь, придется подняться в семь, чтобы успеть привести себя в порядок. Она принялась раздеваться, напевая себе под нос: "Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу". Это был верный признак того, что Виолетта размышляет о чем-то, и Старуха знала это лучше, чем кто-либо.

— Что это ты задумала? — Старуха подозрительно поглядела на нее.

— Пока ничего. Пока мое дело присматриваться и — как это говорили нашему разведчику в "Щите и мече"? — «вживаться». Ты что, не помнишь, для чего меня наняла эта зазнайка Марьяна?

— И что же ты собираешься делать, интересно знать?

— В настоящую минуту собираюсь ложиться спать. А там видно будет. Утро вечера мудренее. Давай слазь. — И Виолетта довольно бесцеремонно согнала Старуху с подоконника, захлопнула окно и поплотнее задернула шторы.

За открытым окном густели поздние майские сумерки. Теплый ветерок шелестел свежей молодой листвой, где-то вдали осторожно и несмело, точно пробуя голос, запел и тотчас умолк соловей. Высоко в небе, полускрытая то и дело набегающими легкими облаками, пряталась луна — полная и золотая. Виолетта только что приняла ванну и, облачившись в полупрозрачный шелковый пеньюар, расчесывала перед любимым зеркалом волосы, удивляясь тому, как быстро они отросли. Вроде бы только что была аккуратная короткая стрижка — и вот уже белокурые локоны мягкими волнами падают на плечи, живописно обрамляя лицо, делая его совсем молодым и еще более привлекательным. Снова зазвучала трель соловья, уже звонче, громче, уверенней, и стало ясно — ночной певец не откажется от своих намерений, и его серенада о розе обязательно прозвучит.

Виолетта последний раз провела щеткой по волосам и только положила ее на столик, как послышался стук в дверь — робкий и в то же время настойчивый, словно трели соловья в саду. Откликаться Виолетта не стала. Ей не надо было спрашивать, кто там, она и так знала. Не нужно было говорить "Войдите!" — она была уверена, что тот, кто ждал сейчас за дверью, войдет и без приглашения. Она лишь ждала.

И дождалась. Дверь распахнулась, на пороге появился Стас. В неверном свете луны лицо его, как ни странно, показалось знакомым, словно явилось из прошлого. Он вдруг напомнил Виолетте то ли Баскакова, то ли молодого Игнатьева, а может, кого-то еще, совсем позабытого, но до боли знакомого. Он стоял у зеркала и молча смотрел на нее тем откровенным жадным мужским взглядом, к которому она привыкла и которого ей так не хватало последнее время. Внезапно Стас опустился на колени, обнял ее ноги и прижался щекой к ее бедру. Сквозь тонкую, почти невесомую ткань пеньюара Виолетта чувствовала тепло его кожи. Она положила руку на его красивую коротко стриженную голову и с наслаждением провела разгоряченной ладонью по густым волосам. Он застонал и глубже зарылся лицом в складки ее пеньюара, вдыхая аромат ее тела и духов. В зеркале отразилась торжествующая улыбка Виолетты. Она хрипло, соблазнительно рассмеялась, и, вторя ей, соловей в саду вновь залился трелью.