Дом Безгласия

Отец начал говорить, и через десять минут даже я заскучал. Как-никак, сам присутствовал там. Правда, меня несколько обеспокоила одна вещь, которую я позднее счел за проявление паранойи и проигнорировал: почудилось, будто отец что-то скрывал. Всего лишь смутное ощущение, позабывшееся к вечеру того же дня.

3

После интервью прошел час. Я бродил по недавно засеянным полям, и солнце вытягивало силы из моего тела. Наверное, сквозь поры вылилось целое ведро пота, но мне было все равно. Физические страдания брали на себя часть душевной боли, терзавшей меня без перерыва. Перегруженный мозг не справлялся. Я почти воочию видел, как перед глазами разматывается рулон бумаги, где каллиграфическим почерком выписаны мои беды, пункт за пунктом, словно список Санты из рождественских комиксов, с перечислением мерзких шалостей и добрых поступков.

Однако над всеми прочими проблемами доминировала одна – Коротышка Гаскинс до сих пор не пойман.

– Дэвид!

Я подпрыгнул и в замешательстве начал озираться – словно на время переместился в другой мир и не был готов вернуться в наш. Ко мне торопливо направлялась мама; поймав мой взгляд, она махнула рукой. Лишь позднее до меня дошло, что наверняка она перепугалась от мысли, что я брожу где-то один, в то время как убийца на свободе. Причем убийца, испытывающий к сыну нездоровый интерес.

– Привет! – Она приблизилась ко мне, несколько запыхавшись. – Что ты здесь делаешь?

– Решил прогуляться.

– Прогуляться? А ты знаешь, что на улице адская жара? – Мама прикрыла глаза ладонью и посмотрела на меня с некоторым возмущением.

– Да нет, мне не жарко, – пробормотал я.

Она нагнулась, демонстративно понюхала мои подмышки и сморщилась от притворного отвращения.

– Не жарко? Что ж, когда в следующий раз решишь выплеснуть проблемы вместе с потом, используй дезодорант.

– Я использовал!

Инстинктивная реакция, самая ребяческая и наивная, какую только можно вообразить.

Мама рассмеялась.

– Сбавь обороты, я пошутила. Пытаюсь быть современной мамочкой. Может, пойдем домой, выпьем холодной воды? Папа просил меня поговорить с тобой.

– О чем?

– Ты серьезно? – Она сложила на груди руки и приподняла брови. – Всерьез думаешь, что папа не заметил, как ты шпионил за ним и Уэнди?

Я улыбнулся. Лучший способ защиты.

– Пошли.

Не обращая внимания на липкий пот, мама положила руку мне на плечо, приобняла, и мы пошли домой вместе.

– Я и в самом деле не забыл про дезодорант.

– Знаю. Дай тебе Господь здоровья.

4

Я почти прикончил второй стакан воды со льдом, а мама так и не начала говорить. Вода освежила иссохшее горло, моментально заставив позабыть о грозящей мне смертельной опасности. Я получил отсрочку приговора, пусть даже короткую, и ощутил странное умиротворение.

– Ты ведь хочешь знать, о чем записка? – наконец спросила мама.

Дети постоянно вредничают, однако в душе, или даже подсознательно, их подбадривает тот факт, что родители умнее всех на свете.

– Да. Репортерша говорила, ее обнаружили рядом с телом. Значит…

Мама молча кивнула.

– Значит, тело нашли?

– Да, нашли, – вздохнула она. И внезапно словно согнулась под тяжким грузом. Лицо исказило невыразимое страдание. – Наполовину погруженное в болото, недалеко от ямы, где старый Финчер любил рыбачить. И… – Она запнулась. Я никогда не видел маму такой нерешительной.

– И что?

Она ответила, качая головой:

– Буду откровенна с тобой, сынок. Да и как же иначе? Ты у нас умница, с рождения как мудрый маленький старичок, и сумеешь справиться с этой бедой лучше меня.

Ни разу в жизни я так не гордился собой, как в тот момент. Мама продолжила:

– Его обезглавили. Хотя вряд ли для тебя это новость. Наверняка убийца отрезал голову еще в бараке, судя по количеству крови. А потом унес тело.

– Голова лежала рядом с телом?

Вот я и произнес невозможные слова.

– Нет. Не лежала. Не могу себе представить, что он делает с… с ними. – Она вздрогнула, и ее дрожь передалась мне. – Как ты уже слышал от мисс Толивер, к телу была прикреплена записка. В пакетике для сэндвичей, для защиты от влаги. В ней…

Мама провела по лицу ладонями, явно шокированная содержанием записки. Мне самому стало страшно. И все же я переспросил:

– И что же было в записке?

Мамины глаза увлажнились и покраснели.

– Учти: я не верю ни одному слову Гаскинса, а если бы и поверила, то тебя не упрекнула бы. Ты еще ребенок, черт возьми, хотя и достиг определенного возраста. Но я хочу, чтобы ты услышал о записке от своих родителей, а не от кого-то другого.

– Что было в записке? – повторил я.

– Будто бы он явился той ночью в лагерь, чтобы убить тебя. Хотел избавиться от свидетелей. От тебя и Андреа. Однако его сердце дрогнуло – он именно так и выразился, – потому что ты стал умолять его сохранить тебе жизнь. Он пишет, что ты упросил вместо тебя убить Алехандро. И он якобы согласился. Этот извращенец действительно пытался переложить на тебя вину за то, что отрезал парнишке голову… Я не знаю, что еще сказать. Может, не стоило тебе рассказывать? Я понятия не имею, как себя вести, когда такое творится!