Дом Безгласия

– Пока нет. Он отправился к западному дренажному каналу устранять течь в насосе. Не переживай, я буду рядом, когда он прочтет, помогу смягчить его… гнев. Если он убьет эту потаскуху Уэнди Толивер, лучше не станет.

Я разинул рот. Неужели мама только что назвала другую женщину потаскухой?

– Сейчас наша задача, – продолжила мама, – уберечь тебя и дождаться, пока поймают Коротышку Гаскинса. А его непременно поймают. И очень скоро. Я уверена.

– Может, мне лучше пойти в школу? Нельзя же целый день сидеть дома, думать о статье и представлять, что скажут люди. Лучше гордо принять удар судьбы.

– Я с тобой согласна, – поспешно заявила Андреа.

Мама нацепила на себя выражение «об этом позабочусь я».

– Нет. Побудешь дома хотя бы пару дней. А вот Андреа может остаться на завтрак.

Я пытался протестовать, однако успеха не добился.

– Это не обсуждается.

– Ну, если на пару дней, то ладно, – вздохнул я. – Как скажешь.

Мама попросила Андреа помочь ей на кухне, пока я буду приводить себя в порядок. Зубы я так до сих пор и не почистил – представляю, какой аромат распространялся, когда мы обнимались втроем, и я открывал рот! Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Я включил душ и принялся ждать, пока пойдет горячая вода. Конечно, жаль пропускать школу, однако более всего меня угнетало, что я буду дома, когда вернется папа и увидит газету.

И начнет метать громы и молнии.

Глава 9

Июль 2017 года

1

Уэсли почти ничего не рассказал после своего драматического спасения из покосившейся развалюхи Дикки Гаскинса, как ни мурыжили его следователи, в том числе настоящий агент ФБР – как-никак сын стал жертвой похищения. Либо рассказывать было особо не о чем, либо Уэсли слишком травмировали подобные разговоры. Я молился всем известным мне богам, что причина в первом, а не во втором. Даже дома, когда мы остались вдвоем, и я, улучив момент, выманил его во двор под предлогом помочь заделать крышу навеса, сын упорно молчал. Я положил ему руки на плечи, заглянул в глаза – со всей любовью, которую только мог выразить – и попросил признаться откровенно, сделал ли с ним Гаскинс что-либо, во всех смыслах. Я поклялся, что об этом не узнает ни одна живая душа.

– Нет, папа. Физически он не причинил мне вреда.

– Ладно. Хорошо. Очень хорошо.

– Пап, а что это за сейф?

Под верстаком стоял старый металлический сейф, походивший на надгробный памятник. Стоял там уже много лет, и мой отец всегда говорил, что мы узнаем шифр к замку только после его смерти, никак не раньше. Ни при каких иных обстоятельствах нам не разрешалось открыть сейф. В свое время эта загадка меня тоже донимала, однако потом ореол таинственности поблек.

– Понятия не имею. Честно. У твоего дедушки свои секреты. Будем надеяться, там толстая пачка стодолларовых банкнот.

– Было бы неплохо.

Я сообразил, что только что клюнул на старую уловку под названием «а что это такое», и позволил сыну уйти от ответа. Это уже хорошо. Мы немного попинали мяч, а затем вернулись в дом.

Сын утверждал, что ничего не случилось. Мне оставалось только ему поверить. В больнице Уэсли всесторонне обследовали, прежде чем отпустить домой, и признали совершенно здоровым. Помню, как сестра произнесла слово «диагностика», словно по поводу машины в автосервисе. Почему, черт возьми, она не могла сказать просто «медицинский осмотр»?

Пока все вроде бы наладилось. Семья в полном сборе и в безопасности. Пока дети были дома, я решил прогуляться, проветрить мозги и обдумать положение дел. В теплом воздухе таилось какое-то напряжение; закат окрасил в золотистый цвет наплывавшие с юго-востока облака. Прошло два дня с возвращения Уэсли, и сын опять стал собой, последовательно переключаясь между обычными фазами: вот он сердитый, затем радостный, дурашливый, пассивный, надоедливый, оживленный и снова сердитый – порой успевал пройти весь диапазон раньше, чем по телевизору заканчивался иннинг бейсбольного матча с участием команды «Атланта Брейвс». Однако в этом не было ничего необычного. Это же наш Уэсли, на девяносто пять процентов настоящий, а поход в ванную и обратно помогал не видеть оставшиеся пять процентов.

В тот момент семья смотрела идиотское шоу талантов, которое показывали раз семнадцать в неделю; и похоже, редакторы с телевидения возбуждались при виде чревовещателей. За исключением отвращения к Гаскинсам, я испытывал еще две фобии: чревовещатели и клоуны. Моя жизнь была бы совсем прекрасной без этих монстров, которые лезли с телеэкрана.