Дом для меня

Сегодня он встал подозрительно поздно – начало десятого утра, это просто нонсенс. Хотя не такая чтобы новость. В своем доме, в своей кровати с новым постельным бельем в мелкий голубой цветочек он долго не мог уснуть, ворочался из стороны в сторону и думал о том, что, кажется, его дом привык быть одиноким, и они сейчас с трудом привыкают к друг другу. В голове вертелись навязчивые воспоминания, и Лер представлял, как выглядит сейчас первый этаж без него.

Так странно: этаж без него, дом без него, кровать без него и мир без него… Где его место? Лунный свет на полу, темные ветки за окном и идеальный порядок на столе, коробка с инструментами в углу между дверью и стеной. Он смотрит, но не видит. Мир всегда вертелся без него и будет вертеться дальше. Впервые после смерти деда он действительно почувствовал себя одиноко, все это время была работы и заботы, он мечтал о доме и одиночестве, а как только получил и то, и другое, не знал, что с этим делать.

Такие тоскливые ночи приходили все чаще, вместо того чтобы спать, Лер шел в соседнюю комнату, садился за фортепиано и играл в темноте, смотря на залитое синевой поле, черные ели, обрамляющие его и бесконечное звездное небо. Ночь была такой же волшебной, как и утро, и он все чаще оставался сидеть до утра, потому что уснуть все равно не мог, какая-то странная магия в воздухе будоражила, и Лер пытался не упустить, поймать ускользающую паутинку мира.

Музыка в такие дни была особенно легкой, пальцы послушными, почти неощутимыми. Благо электронное фортепиано имело функцию записи и днем, переслушивая то, что наиграл ночью, Лер понимал, что это можно включить в свой альбом, о котором он робко мечтал.

Выйдя из ванной, Лер заварил себе черный чай с листиками черной смородины и шиповником, в изобилии растущим вдоль забора соседей и пробирающимся тонкими веточками к нему на участок. Подхватив кружку, Лер вышел на излюбленное крыльцо, сел на качели, на которых уже вторую неделю валялся плед, и уперся взглядом в странную коробку у проема в заборе, где сегодня должна появиться кованая калитка.

Оставив ароматную кружку с мышонком на перилах, Лер, спустившись со ступенек, подошел к коробке и заглянул внутрь.

"Когда-нибудь назло мне ты заведешь себе котов", – протянул насмешливый голос Самсона из воспоминаний.

Лер сел на корточки и с досадой покачал головой: два рыжих котенка и серый. Один, кажется, сдох, грязная, вся в кошачьих какашках тряпка и рассыпавшийся корм. Увидев человека, явно недавно открывшие глазки котята запищали в унисон.

Лер сходил домой, взял пластмассовую корзину и, вернувшись к коробке, переложил пищащие комочки в корзину. Возня в ванной заняла почти час. Определившись с местом для котят, Лер закрыл дом, вывез велик и рванул в город за кошачьей едой. Когда он вернулся, пришли рабочие, и они вместе занялись установкой калитки.

Жизнь вот уже месяц вертелась и не останавливалась, устремляясь в будущее, а он вертелся вокруг прошлого, захватившего его мысли. Руки на автомате делали свою работу, а в голове который день вертелась их с Самсоном потасовка в проходе между кухней и залом.

Растерявшись в первую минуту, получивший в челюсть Самсон быстро пришел в себя и, бросив свирепый взгляд на выскочку перед собой, попытался подсечь его ударом ноги, но Лер подпрыгнул вверх и остался на ногах, за что и получил плюху в ухо. На мгновение в ушах зазвенело, ну а дальше началась какая-то безумная возня, в которой в себя он пришел, когда они оказались на полу, и вновь возбужденный Самсон пытался перевернуть его на живот, и возможно, у него получилось бы, если бы дед в детстве не вдолбил Лерке несколько болевых приемов, после одного из таких Самсон с рыком отскочил в сторону и, пригнувшись к полу, с азартом уставился на поднимающегося с дорогого паркета Лерку.

В них как бес вселился, и если до этого Самсон его явно жалел, то дальше потасовка пошла по серьезному сценарию, берег Самсон разве что Леркины руки. Лер и сам понять не мог, откуда в нем столько ярости, упрямства и какого-то животного азарта. Лицо его кормило в данный момент, но за полчаса он рассек бровь и губу, на скуле наливался синяк, а явно перебитый нос Самсона отхватил смачно с локтя так, что искривился в противоположную сторону.

Лупанув ребром ладони Самсону в кадык, Лер уже решил, что победа за ним, но стоило расслабиться, как он вновь оказался на полу, и в этот раз выбраться из-под возбужденной туши не вышло, потому что руку безжалостно заломили за спину. Боль ослепила, и Лер закричал. Давление ослабло, но к одной руке добавили другую. Самсон одной своей ладонью сжал оба его запястья, фиксируя. Положив свободную руку на резинку штанов, он с такой силой дернул их вниз, что на ягодицах осталась царапина от печатки на его безымянном пальце.