Дом для внука

— Это автосани, — сказал Сеня с гордой улыбкой. — Только недавно закончил и вот испытываю. Где накатанная дорога, бегут, а где мягкая — встали. Я на колесо-то лопасти приклепал, а все равно буксует. Вишь, яму какую вырыло! — Сеня показал красной кривой клешней вниз, под брюхо своего вонючего зверя. — Вот и толкаю сам. И ведь без груза, без пассажира!

— А шапочку почему женскую надел?

— Эту? — Сеня пощупал другой голой рукой помпончик на вершинке («И чего это у него кожа шелушится и блестит, как неживая? Воистину хромовый. А у Черной Розы отличная, бархатистая кожа и вообще ничего нет от отца. Или он не отец ей?»). — Тарзан убежал в моей-то, пострел, сынок мой. Так-то он Петька, а зовут все Тарзаном.

— Что же вы теперь намерены делать?

— А что сделаешь? Феня придет с фермы, скажу ей, выпорет. Он и варежки унес, разбойник.

— Да не о нем я. — Ким показал на хлопающую машину. — Я об этом вашем динозавре.

Сеня засмеялся, помотал головой:

— Нет, машина сильная. Вот ходовую часть придется переделывать. Ничего сразу у меня не выходит!..

— Ну, ни пуха вам, ни пера.

Накинув на плечо ремешок фотокамеры, Ким пошел в редакцию. Вслед ему опять загремела несмолкаемая очередь крупнокалиберного пулемета системы Хромкина.

VIII

— Сдай статью, сделай информации и сходи на вечернюю дойку в совхоз: они повышенное обязательство взяли, дай репортаж или зарисовку. — Колокольцев опять уткнулся в гранки, дочитал абзац, прижал пальцем то место, где окончил чтение, и сообщил: — В соседнюю область делегация наша едет за опытом, Балагуров приказал выделить одного газетчика для освещения. Поедешь?

— Холодно. — Ким присел у стола редактора на стул, достал сигареты.

— В такой-то одежде? Тебя на полюс можно посылать.

— Нет, начальник. Почки у меня шалят. — Не придуряйся.

— Серьезно. Четвертый день у бабки на печи грею.

— Тогда, может, Курепчикова? Как-никак зав-сельхозотделом, деревню знает... Курепчиков! — закричал Колокольцев так звонко, что Ким вздрогнул от неожиданности, а внизу, в глухо шумящей типографии, на минуту стало тихо. — Зайди-ка на минутку.

В соседней комнате шаркнули отодвигаемым стулом, послышались мягкие осторожные шаги, и в кабинете возник Курепчиков. Он подошел к столу и застыл, вопросительно глядя на редактора.

— К соседям поедешь, — сказал Колокольцев. — Валенки у тебя хорошие, полушубок есть, фотоаппарат возьми у Кима.

— Все ясно, — сказал Курепчиков. — Можно идти?

— Ага. Оба выметайтесь, мне передовую вычитать надо.

В общей комнате Ким встретил Черную Розу, взял ее, заалевшую, под руку и повел в машбюро.

— Отца твоего встретил сейчас. — Ким посмотрел на нее и убедился, что от Хромкина у этой красотки ничего нет, мамина дочка. Он несколько раз видел Феню Хромкину на колхозной свиноферме. — Испытывает какую-то фантастическую машину, гибрид моторной телеги и саней.

Роза сделалась пунцовой, густо залилась вся и стала еще красивей. Она жалела своего отца и стыдилась его чудаковатости.

— Вот отшлепай-ка мне статейку хмелевского историка, — сказал Ким, усадив ее за машинку. — А за отца не красней. Он у тебя из породы гениев. Народный умелец, гений-самоучка. Как-нибудь на досуге надо заняться им. — Ким усмехнулся, обнял ее за плечи. — А потом тобой. Сколько же тебе краснеть без толку!

До вечера Ким сдал в набор все материалы, закусил в пельменной и пошел в совхоз на ферму. Очень это было кстати. Зойку повидает заодно, с полмесяца уж не встречались, хотя, может, и не следовало бы встречаться. Легкого флирта не вышло, надвигалось что-то серьезное, а это было совсем не нужно. Ни к чему все это было.

Уже смеркалось, залитая огнями совхозная ферма казалась нарядной и уютной. В коровнике было тепло, пахло мочеными яблоками от силоса, парным молоком. Чистый проход между стойками был засыпан опилками, по обе стороны от него, стояли в ряд красные и черно-пестрые жующие коровы, звякали подойники, в углу, в отдельном просторном станке, белой глыбой в черных заплатках вздымался знаменитый Идеал с кольцом в носу, отец и верный супруг всего совхозного стада.

Идеал стоял мордой к проходу, и Ким не удержался, просунул руку в решетчатую загородку, потрепал быка, похлопал по косматой, как.у бизона, крутой шее. Строгий Идеал от неожиданности мыкнул, как теленок, и поднял морду, удивившись такой непозволительной дерзости. Ким почесал у него под горлом:

— Идеал ты коровий!.. Идеальчик... Идеалист... Бык вытянул шею в блаженной приятности, потянулся мордой к нему.

— Отойдите! — испуганно крикнула зоотехник Вера Анатольевна, появляясь из тамбура. — Он же разнесет сейчас... — И пораженно смолкла, увидев, как грозный Идеал лизнул руку корреспонденту.

Ким обернулся, оглядел ее всю, от кожаных, на меху, сапожек и укороченной, по моде, цигейковой шубки до закутаной в белый пуховый платок головки с румяными от мороза щеками и большими глазами, увеличенными оптикой.

— Не тревожьтесь, — сказал усмешливо. — Животные меня любят.

— Я не за вас боюсь — за изгородь. Весь станок изломает. — Она почему-то сердилась на бесцеремонность, в отличие от Идеала.