Дом грозы

Он старается звучать безразлично. Ничего страшного же не было. Сначала к нему никого не пускали, кроме мамы, но и она со временем стала молчаливой и печальной: каждую встречу рассказывала про то, как растут ее прекрасные розы, и больше никаких подробностей.

– Два года назад посадили тебя и твоего отца. Его запихнули куда-то в район Гаме, что очень далеко от столицы, а тебя оставили в Бовале. Тогда Траминер уже стоял на пороге развала, и вскоре после все пошло под откос. Иные с ума сошли. Улицы видел?

– Видел.

Фандер пришел в ужас от того, во что превратился Траминер.

Бовале, несмотря на то, что это столица, стоит практически на самой границе, но даже поездки на машине вдоль города хватило, чтобы понять, как все изменилось. Грязные улицы, уныние, побитые стекла. Не осталось ни одного кафе, в которые Фандер когда-то водил подружек на свидания. Дома друзей превратились в напоминающие о былой славе развалины, похожие на мрачные остовы затонувших кораблей.

– Они мстят за годы репрессий?

– Да.

– И не понимают, что делают то же, что… что сеют зло и это не приведет к добру?

– Нет.

Фандер кивает.

– Неужели ты не понимаешь, что это неправильно? – холодно усмехается Нимея.

– Ну конечно нет, я же животное, ублюдок и расист, – цедит он сквозь зубы. – Продолжай, пожалуйста, рассказ.

– В общем, два года назад все истинные плохиши попали в тюрьму, Траминер пал, границы разрушились. Я уехала из страны, мы с Энгом поддерживали связь по переписке.

От слова «связь» у Фандера сердце оказывается в плену доброй сотни раскаленных иголок, отчего болит при каждом сокращении.

Чертова тупая ревность. Я за неделю поеду крышей. Невыносимо.

– Он ничего не рассказывал мне. Просто в какой-то момент я заметила, что его письма стали другими. Даже почерк изменился. В общем, я собралась и вернулась в Траминер. Это было год назад, с тех пор я тут. Когда я приехала, застала ваш дом в разрухе – как и страну. Твоя мать еле сводила концы с концами, все слуги разбежались, кроме Мейв и садовника, денег не хватало, а Энграм был очень болен.

– И ты решила ей помочь?

– Жизнь Энга зависела от Омалы. А она стала зависима от меня. Я не могла ее бросить, потому что она ничего не умела и не понимала. Не представляю, что когда-то, до революции, она была другой… Твоя мать хорошо притворялась стервой. Говорю же, первоклассная актриса.

– Вот такую маму я узнаю, – усмехается Фандер.

– Сначала она не рассказывала мне, что с Энгом. Говорила, что просто заболел, последствия токсина и все такое. Потом… мы как-то сидели вместе за столом. Она ворчала что-то на своем, снобском. Говорила, что я неподобающе одета, спрашивала, ем ли человеческую еду. – Фандер не сдерживает смешка. – Я посоветовала ей поставить мне пару мисок на псарне, она разозлилась и неловко махнула рукой. Уронила гранатовый соус на скатерть, а таких скатертей теперь уже не достать… В общем, она за секунду вернула все как было, потому что ткань оказалась дороже притворства. О, как я орала на нее, ты бы слышал. Нет, правда, я устроила скандал. Вопила, что она чертова лицемерка. – Фандер начинает хохотать, и Нимея продолжает, еле сдерживая смех: – Изображала аристократку, а сама-то… И она в итоге все мне рассказала. – Смех в машине затихает. – Про то, что Энграм не болен, просто в нем проснулась сила, которая убивает его, а как его спасти, она не знает, но делает все, что в ее силах.

Тогда она еще пыталась его учить. Думала, что даст пару уроков, и все пройдет. Давала ему цветы, листики, пепел, чтобы восстанавливать из него бумагу, а Энграм честно пытался, но… Слушай, тут главное смириться. Думаю, он просто не верил в то, что у него получится, или не принимал это, я ничего не понимаю в этой вашей магии.

– Я всегда думал, что Энг легко подстроится под что угодно.

– Я тоже. – Нимея кивает, Фандеру неожиданно больно смотреть на ее печальное лицо.

Ей печально из-за Энграма

, и это рвет на части душу, потому что брат настолько ей дорог, что зависть сжирает нутро. Но Энг и для Фандера значит бесконечно много, и нужно радоваться, что кто-то помогал ему в минуту беды.

Радуйся, ну же, не будь лицемером.

– Интересно… много ли было таких детей, что пострадали, – вдруг тихо произносит Фандер, меняя тему. – Не только же мы принимали токсин, будучи магами другого типа. Должны быть и другие, в ком кровь так настоялась, что шибанула по мозгам.

– Я думала об этом. И не только я. В Аркаиме… целая кафедра занимается феноменом влияния на людей этого токсина. Помнишь Шайло Блана, он был на курс старше вас и…

– Я прекрасно знаю Шайло Блана, высокомерный ботаник.

– Он подался в Аркаим, когда все рухнуло.

– Его не посадили за содействие Ордену?