Дом Кёко

— Сегодня немного позанимался спортом, — сообщил Осаму. Мать следила взглядом за голубоватой струйкой от сигареты, которую курила: её в равной степени интересовал дым и тема разговора.

— Что?! Вот редкость-то, ты — и вдруг спорт.

— Хочу хорошее тело.

— Зачем это? A-а, сейчас это нравится девушкам, так ведь?

Осаму не оставляло возбуждение: странно смешались ощущение свежести после пролитого пота и напряжённой силы во всём подвергнутом нагрузкам теле. Поэтому он, чего никогда не делал, посмотрел на мать сверху вниз. Сегодня она казалась ему очень маленькой. В костюме, который ей совсем не шёл, со спрятанными под толстым слоем алой помады морщинами на губах, затянутая, как в корсет, в свои воображаемые страдания.

— Отец, похоже, опять увлёкся неподходящей женщиной.

— С чего ты взяла, что неподходящей?

— За отца вечно цепляются такие.

— Точно! — Осаму рассмеялся.

К его невзрачному, жалкому отцу вечно, как чесотка, липли женщины.

Вечером людские толпы потекли по городу. Магазин матери примостился на улице с многочисленными закусочными и кафе, явно неподходящей для торговли. Разве что наблюдать из магазина ради забавы за проходящими мимо людьми. На полочке с безделушками беспорядочно были свалены цепочки, броши, браслеты, серьги, носовые платки, перчатки. После того как кафе напротив расцветили яркими неоновыми огнями, мать стала жаловаться, что товары в отражённом свете меняют цвет. В любом случае на этот магазин, как и на другие, пребывающие сейчас в застое, легла густая тень депрессии, и сколько его ни освещай, едва заметный мрачный налёт всё больше и больше отдалял клиентов.

Удивительно, но две молодые девушки, по виду — служащие, остановились перед полкой с аксессуарами.

— Да не станете вы ничего покупать, — раздался из глубины магазина голос матери.

Высказалась она слишком убеждённо и мгновенно примирилась с этим, даже не стараясь заинтересовать посетителей покупками. Как цыганка, она сидела в недрах магазина, гадала, смотрела оттуда на клиента и, кажется, была совершенно довольна, когда её предсказание сбывалось. Взгляды девушек, небогато, но опрятно одетых, привлекла одна из цепочек. Довольно дорогая.

— Да таким, как вы, её нипочём не купить, — опять тихо сказала мать.

Понятно, что в женских глазах желанная вещь постепенно обретает всё больший блеск, захватывает мысли. Это уже не просто какая-то цепочка. Мечта всей жизни, картина абсолютной гармонии, романтическое сопротивление бедному кошельку… Более того, это — сумма усилий, сравнимая с желанием покончить жизнь самоубийством.

Однако сейчас из женских глаз что-то пропало. Желание рассеялось, взгляд стал мягким, просительным. Она примирилась с вещью, которая до сих пор казалась ей врагом. Другими словами, решила: «Не куплю, так просто посмотрю». На лицо с ярко накрашенными губами и проступившей после рабочего дня усталостью лёг отблеск помпезных неоновых огней, украшавших кафе на противоположной стороне.

Осаму непроизвольно шагнул вперёд. Девушки, которые собрались уходить, посмотрели на него. Женские глаза моргнули, взгляд стал пристальным. «Как тогда, когда они рассматривали цепочку. Теперь я вместо цепочки», — подумал Осаму. Девушки развернулись и опять пошли по магазину, делая вид, что интересуются другими товарами, но их глаза упорно возвращались к лицу Осаму.

— Добро пожаловать, — произнёс Осаму. Девушки почти одновременно заулыбались.

*

В конце концов девчонки промотали жалованье, — удовлетворённо сказал Осаму, глядя на кассовый аппарат, где обозначилась цена проданной цепочки.

— Что это тебе сказали барышни, пока я заворачивала покупку?

— Будут ждать в кафе напротив. Таковы все женщины. Сразу хватают быка за рога.

— Работал бы тут продавцом, магазин бы процветал, не надо было бы переделывать в кафе.

— Да ну, кто пойдёт в такой магазин.

— Работать с девушками, которые в тебя сразу влюбляются… Не может быть, чтобы мужчину это не интересовало.

Мать любила вести с ним аморальные беседы. Ей чудилось, что распущенность сына повторяет распущенность отца. Во всяком случае, так она понимала материнский долг. Аморальные разговоры переросли в жалобы, потом она показала Осаму план перестройки магазина и каталоги.

— А деньги? — спросил Осаму.

Мать ответила, что можно занять.

Они поразмышляли над проблемой денег, потом какое-то время в растерянности молчали. В молчании таилась некая опасность. Она, как воздушный шар, непрерывно кружила над головой. У матери это заключалось в мыслях о том, где взять клиентов, у Осаму — в распределении ролей. Оба думали, как исцелиться от беспокойства, которое они обычно легко отбрасывали. Будущее казалось особенно мрачным, тем не менее бессилие и лень отчасти привели мать в игривое настроение.

— Иди уже скорей, девчонки ждут. — Мать привычным жестом выгоняла Осаму. Она любила сына, но, когда они много времени проводили вместе, видела в нём отражение собственных тревог, и это было неприятно.

— Да ладно, я их подразню.