Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

Всячески способствуя популярности создаваемого пропагандой образа, Гитлер и Сталин делали все возможное, чтобы сведения об их частной жизни были недоступны широкой общественности. По­нять их успех еще сложнее, когда становится ясно, что оба банальны и лишены каких-то человеческих чувств.

Итак, если рассмотреть мифологическую роль Бога как корпус суггестивных текстов (условно их можно слить в миф-текст), то этот текст будет характеризоваться следующими особенностями:

1. Неопределенность (недосказанность) самой личности.

2. Наличие у нее чего-то особенного, отклоняющегося.

3. Амбивалентность формы и содержания.

4. Стремление к эмоциональной насыщенности.

5. Ориентация на «мифологическую нишу» массового сознания.

ЧАСТЬ II. КТО ВОЙДЕТ В «ДОМ КОЛДУНЬИ»?

Глава 7. Опасная экспедиция (языковые барьеры личности и их преодоление)

Мир будущего будет миром все более упорной борьбы за устранение барьеров, ограничивающих наш разум.

Норберт Винер

У всех есть мысли сердца,— У льва, у тебя, у змеи. Но — кто эти мысли знает? И — знаешь ли ты свои?

М. Горький

Барьеры бывают разные... Понятие «психологический барьер» употребляется все чаще и чаще, когда речь заходит о взаимоотно­шениях людей, о постижении живой души.

Так, в романе болгарского писателя Павла Вежинова «Барьер» мы сталкиваемся с драмой взаимонепонимания странной девушки Доротеи, умевшей летать и страдающего автора: «Между нами ле­жала какая-то преграда, о существовании которой я раньше не по­дозревал. Может быть, инстинктивное отвращение к болезни, даже когда она не заразная». Характерен диалог, происшедший между главным героем и лечащим врачом Доротеи — Юруковой:

 — А она предлагала вам летать?

 — Нет! — изумился я.— Как это летать?

 — Как птицы, например... Это одна из ее навязчивых идей...Или ее мечта, которая характеризует ее с самой хорошей стороны. Вам никогда не снилось, что вы летите?

 — Нет,— ответил я.

 — А вот мне снилось. Я летала спокойно и свободно, как пти­ца. Над лесами и озерами. Вы думаете, это случайно?

Нет, я не думал, что это случайно. Я полагал, что пациенты оказали на нее свое влияние. Она, наверно, тоже поняла, что пере­борщила, откинулась на стуле...

 — Не пугайтесь незначительных рецидивов, — продолжала она. — И ее тоже не пугайте. Я ее лечила сильными лекарствами. Она все еще как одурманенная.

 — Да, пожалуй, — без энтузиазма согласился я.

 — Это не так уж страшно. Таким образом вы можете заглянуть ей в душу. И вы сами поймете, какая у нее, в сущности, светлая ду­ша. А это большое счастье. Человеческая душа нечто более стран­ное и непостижимое, чем это мог себе представить даже такой писа­тель, как Достоевский. Мы не ведаем ни ее настоящей силы, ни ее ужасающей слабости. Кроме, пожалуй, писателей и психиатров. У них хоть есть возможность время от времени заглянуть в щелочку...

Мы помолчали. Каждого из нас занимали свои мысли и опасения.

 — Я надеялся, что вы меня подбодрите, — произнес я нако­нец. — А вы скорее напугали.

 —А может, это я нарочно! — пошутила она. — Хотя я уверена, что вы никогда не перешагнете барьер.

 — Какой барьер? — встревожился я.

Она поколебалась, потом как бы вскользь заметила:

— Это так, к слову...