Самым примечательным объектом в этом просторном помещении была монументальная, длиной ядра на три, кровать у правой стены. На кровати лежало трое: один мужчина в шелковом, вышитом серебряными нитками халате. Он полулежал, подложив под спину гору подушек. Ему уже давно перевалило за сорок, с объёмным брюшком, обвислыми щеками и наполовину облысевшей головой. Но не это привлекло мое внимание, а его чепец с алой оторочкой. Такие носят только отцы-настоятели ордена. И две полностью нагие красивые девушки, они липли и ластились к нему, постоянно поглаживая и одаривая поцелуями.
Справа от кровати в объёмном кресле расположилась женщина с пронзительными зелеными глазами одетая в строгий мужской колет, со шрамами на щеках и заплетенной вокруг головы на манер обруча светло-русой косой. И далее образуя полукруг вокруг небольшого круглого столика сидело четверо мужчин, один напыщенный, постоянно улыбающийся щеголь с растрёпанными длинными до плеч кудрявыми волосами и в наполовину расстёгнутой рубашке и трое хмурых мужиков. Они хоть и были одеты как все франты в столице, с платками на шее и нарядных кафтанах и колетах, но все легко читалось у них по глазам и лицам — все гильдейские. Они все пыхтели трубками и тихо переговаривались между собой.
Девушка, что провела нас сюда, проплыла через эти плотные клубы дыма к женщине, которая, как я понял, и была Цицерия по прозвищу маленькая роза. Она наклонилась и прошептала ей что-то на ухо махнув рукой в нашу сторону. Цицерия хмуро стрельнула в нас глазами, и что-то зло бросила девице. А затем обратилась к мужчине за столом. Голос ее был был хриплый, словно она простыла и никак не может излечиться:
— Грег, Марко, вы знаете их, это ваши?
— Нет, — выдыхая две струи дыма через нос ответил мужик из троицы гильдейских, бросив ленивый взгляд на нас с Марикой, с бесстрастным скучающим выражением, какое бывает у людей, поднимающихся в лифте на сорок седьмой этаж в компании незнакомцев. — Первый раз вижу.
Это был человек лет тридцати пяти, с короткими черными волосами и глазами темно-карего цвета. Большой глубокий шрам тянулся плавной дугой от через все лицо пересекая левое ухо и доходя к углу рта, и вся левая половина лица похоже была парализована. В его темных волосах проглядывала преждевременная седина. Лицо выдавало в нем человека умного, но смотреть на него было неприятно — и не столько из-за шрама, сколько из-за гнева и ненависти, отпечатанных в его чертах.
— А говорит, что ваши. Даже перстень ваш есть.
— Украл колечко, — захихикал щеголь в кресле, — может казним наглого воришку?
Как прошептала Полночь, кудрявый щеголь был магом, но он накачался гашишем и чернилами до такой степени, что лицо у него было словно сделано из пластилина; на нем сама собой расцветала дебильная довольная улыбка, хоть он и пытался ее прогонять.
— Ты кто нахрен такой? И что ты тут делаешь, мальчик? — Спросила Цицерия.
— Я Дарий, Клето передает привет, он сказал, что если нужна будет помощь, найди маленькую розу, за ней должок. Вот я и пришел.
— Клето, — хмыкнула она, — а кто такой Клето?
— Да хрен какой-то, мальчик похоже перепутал. — Подал голос крайний из троицы. — А вот девочка вроде ничего, можешь возьмешь их к себе, а Цица. Он же помощи просит, вот и поможешь, пусть поработает немного.
Мы с Марикой вонзили в него злые взгляды. Во мне начало набухать раздражение. Я места себе не находил, что бежал и оставил Алисию с Нестором. А теперь должен выслушивать какую-то чушь от обдолбанного придурка. К тому же я выдавал себя за серого, а у убийц есть определенная этика — они никому не позволяют себя оскорблять.
— Еще раз назовешь меня мальчиком, мразь, я тебе яйца отрежу и заставлю их съесть. — Затем перевел взгляд на Цицерию, — ты же маленькая роза, так?
— Ну допустим, — прищурилась она, подняв руку и пресекая поток возмущения от открывшего рот мужика.
— Гильдия, серые, Клето. — Напомнил я ей. — Хорошо подумай.
— Даже если и так, прошло больше десяти лет, к тому же, ты не он. Я тебя вообще первый раз вижу, вот они из гильдии, — она махнула рукой в сторону трех мужиков, — и никто тебя не знает, так что я смело могу вышвырнуть тебя в зашей. И не забудь потом поблагодарить Клето за то, что жив остался.
— Двадцать.
— Что? — Она подняла бровь.
— Чтобы убить всех в этой комнате, — медленно проговорил я, — и разбросать ваши кишки, мне нужно меньше двадцати секунд. Это я считаю с теми двумя громилами, что стоят у входа.
Это был момент, когда все повисло на тоненьком волоске. В комнате замерло молчание, лишь снаружи были слышен редкий девичий смех. И как за окнами разговаривают садовники. Но на небольшом пятачке между нами царило созерцательное безмолвие заполненное дурманящими голову клубами дыма — не будь окружающего шума, можно было бы расслышать стук наших сердец. За этой неподвижностью скрывалось огромное напряжение, когда руки демонстративно не тянутся к оружию, но тень сомнения уже готова разродиться тусклыми бликами на клинках и потоками крови.