Дом моей судьбы

Ощупываю вокруг себя траву, жесткую, сухую, рука натыкается на слегу — длинную, в темноте длины не узнать, но пальцы чувствуют тяжесть оружия. С такой дубиной мне хулиганы не страшны, могу выйти навстречу им, пусть-ка сунутся ко мне! Могу даже подкрасться к машине и… Мышцы напрягаются, но сомнение расслабляет их. За что они меня сюда привезли? Мне двадцать восемь лет, я бывший сержант, а ныне уже офицер запаса, силы и ловкости мне не занимать. Я десантник, спортсмен-парашютист, меня обучали не таким делам. Неужто я трушу подраться с дурнями? Благоразумие подсказывает: не вылазь, разгляди их получше. Это не бандиты, а скорее всего школьники! Один из них очень уж похож на Веню Дубровина…

— Поехали, Евнух, — командует ему другой и быстро садится в кабину.

Машина рокочет, фыркает, срывается с места и скрывается в осиннике.

Не выходя из кустов, стою с дубиной в руках, ожидаю: сейчас машина вернется, поедет мимо меня в сторону поселка, железнодорожного переезда. Могу еще задержать хулиганов. Наверное, это учащиеся, те, что ушли с Владимиром Елизаровичем к тетке Дарье в дом поминать племянницу и наклюкались там, их потянуло на «подвиги»… С погашенными фарами грузовичок пролетел мимо меня. Я вышел на поляну. Слева заросли шиповника, ивняка, за ними обрывистый берег. Знакомые мне с детства места.

В перепачканной гимнастерке и рваных брюках пошагал я по жнивью, по пашне, вышел на дорогу и возле будки стрелочника задержался, расспросил его, видел ли он шофера автомашины. Нет, мужчина не запомнил лица водителя. Пассажирский поезд простучал колесами к вокзалу. На него я уже опоздал. «Зайду к Ане Царьградской, — решил я. — Кличка Евнух… Может быть, в школе известна?»

В окнах дома горит свет. Постучал в ворота. Свекровь отперла, впустила меня в ограду, ввела в горницу. Увидев мою грязную одежду, запачканное лицо и порванные брюки, женщины заохали.

— Ты, Анна Васильевна, не слыхала кличку Евнух?

Она округлила красивые глаза, поплотнее запахнулась в мягкий перепоясанный халат.

— Евнух? Это Веня Дубровин…

— С кем он дружит?

— С кем? — хмыкнула. — С сыном директора, Ромкой Коренем… А что случилось?

— Ничего, — усмехнулся я. — Мне вспомнилось… Нет, нет, не подумай, что я испачкался в грязи из-за них! Просто пришло в голову «Евнух», где-то сегодня слышал…

— Скрываешь ты от меня что-то, — подозрительно щурилась Аня. — Евнух и Жбан… Евнух и Жбан — это два лесных охотника. — Она рассмеялась. — Так зовут Ромку Кореня и его дружка Дубровина. Они часто ходят вместе на охоту. Любят рыбалку… Дубровин живет в интернате, активист, хорошо учится… Ромка тоже парень толковый, но избалованный отцом. Он ныне все лето работал в колхозе на школьной машине.

Анечка тараторила и тараторила, а я старался не перебивать, все более догадываясь и уверяясь, что попал под месть двух дружков… Вот так фокус!

— Ромка дружил с Юлей, имей в виду! — предупреждала меня Аня. — И может быть, между нею и Ромкой что-то случилось…

Ехать с новостью к следователю не хотелось. Все так запуталось, лучше было немножко подождать.

— Слушай, Саша, дай мне дневник Ксении, — вдруг предложила Аня.

— Зачем?

— Почитать…

Никогда нельзя было уследить за логикой Царьградской, беседует об одном, вдруг перепрыгивает на другое. Зачем ей дневник? Это школьное тайное сочинение девочки, которая училась когда-то в нашей школе, теперь оно хранится у меня в комнате общежития. В дневнике неодобрительные отзывы учениц о своем директоре школы — Илье Борисовиче. Быть может, у Ани вдруг мелькнула мысль использовать дневник много лет спустя против Кореня-старшего? Этого еще не хватало.

— Нет, Анечка, дневник я не дам!

Покинув дом Царьградской, я ушел на железнодорожный вокзал, просидел там на скамейке до пяти утра и поездом вернулся в город. С первым автобусом попал к себе в общежитие.

4