— Вам записка, Оля, — с грустной улыбкой сказал Максим Григорьевич. — Кто-то, я полагаю, не решается подойти к вам напрямую и отправляет посыльных. Очень романтично.
— Спасибо, — улыбнулась Ольга, забирая записку.
— Я приготовил для вас пакет. Уж не обессудьте… Будь я свободен, все сложилось бы иначе… Увы…
— Спасибо вам. — Ольга обняла его. — Моя сестрица посылает вам огромный привет и благодарность. Она у меня такая прожорливая…
— Вы бы как-нибудь показали мне ее. Вероятно, она такая же красавица, как и ее сестра?
— Ну, скажете тоже…
Записка была от Виктора.
«Оля, я на улице, за рестораном. Надо поговорить».
Ольга, набросив плащ и подхватив пакет с едой, вышла в дождь, обошла ресторан и оказалась на узкой улочке, где располагалась похоронная контора. Вот под козырьком «Ритуала» она и увидела Виктора. Во всем черном, он смахивал на вдовца, пришедшего в контору заказать похороны горячо любимой жены.
— Оля! — Он бросился с крыльца, чтобы обнять Ольгу. — Господи, как же я по тебе соскучился! Ты такая теплая, так хорошо пахнешь… Я уже и забыл, как бывает хорошо в нормальной жизни…
— Где ты живешь, Витя? Как дела? Ты скрываешься?
— Я ночую у своих друзей, знакомых, иногда на одном складе, где работает сторожем один мой приятель…
— Ты зарос, давно не брился… — Она провела ладонью по его щекам. — Что с долгом?
Они стояли на крыльце, под козырьком похоронного бюро, прижимаясь друг к другу.
— Мы продали квартиру, — выпалил он главное, что собирался ей сказать.
— Кто это «мы»? — спросила она недоверчиво.
— Мы с женой. Она вошла в мое положение, мы продали нашу квартиру, вернее, эта квартира раньше принадлежала ее родителям. Но они три года тому назад переехали в деревню… Словом, жена с детьми уехала туда, к ним…
— Ничего себе! Вот это сюрприз ты ей приготовил!
— Она любит меня… Она сделала это с легкостью.
Он сказал это, как упрекнул, мол, она-то любит, а ты?
— Ну, извини… Я на такую жертву не способна… — покачала головой Ольга. — Но я рада, что все уладилось!
— Нет, не все! Я остался должен еще двести тысяч! Просто не представляю, где их найти, у кого занять… Я хотел тебя спросить, может, у тебя есть знакомые в клинике, в отделении трансплантологии?
— Чего-чего? Ты что, решил себя по кусочкам продавать? С чего начнешь, с почек? Или прямо с мозга?
— Тебе смешно? Я вижу, ты просто развеселилась… Ладно, извини… Кажется, я обратился не по адресу…
— У меня есть только восемьдесят тысяч, я на шубу сестре коплю… — зачем-то поторопилась сказать она. Наверное, чтобы задержать его.
— Оля… Господи, я не за деньгами к тебе пришел… Я соскучился…
Он схватил Олю за руку, подтолкнул к самым дверям конторы, которая в этот поздний час была, конечно, заперта, и принялся целовать ее. А руки его, тем временем, расстегивали ее плащ, суетливыми нервными движениями поднимали платье до талии, срывали тонкие колготки…
— Виктор, не здесь, прошу тебя… Так нельзя… Это же улица… Дождь… Холодно… Так нельзя!
— Так ночь же, никого нет, — дышал он ей в лицо, прижимаясь небритой щекой к ее щеке, словно желая протереть ее до крови. — К тому же, смотри, какой дождь! Стой спокойно… Вот так… О-о-о… Оля… Какая же ты сладкая… Ты не представляешь, как я тебя люблю…
— Зачем тогда ушел? — шептала она, содрогаясь от его ударов и все еще не веря, что все это происходит с ней. — Зачем?
— Потому что понял, что взвалил на тебя непосильную ношу… Стой спокойно, я тебе говорю… А еще лучше — давай помолчим…
Когда он оторвался от нее, мимо проходил какой-то человек в черном пальто, ежась от ветра и дождя. Увидев парочку, бросил с усмешкой через плечо: «Бог в помощь!»
Виктор привел себя в порядок и принялся застегивать на ней плащ.
— Ты извини меня… — пробормотал он. — Сам не знаю, что на меня нашло… Знаешь, я всегда ревновал тебя к этому ресторану. Как представлю себе, что на тебя мужики всю ночь пялятся, так места себе не нахожу.
— Это моя работа. Я — музыкант.
— Да понятно-понятно… Ладно, я пойду… Извини еще раз…
— Куда ты пойдешь? Снова склад сторожить? Поедем домой, Витя…
Зачем, зачем она тогда вернула его в свой дом? Зачем рассказала Лике глубокой ночью, когда Виктор уже спал, об оставшихся двухстах тысячах?
— Ты мне скажи, — спросила тогда Лика как-то очень грустно, словно понимая, что уже ничего не изменить и что сестра ее катится в пропасть под названием страсть, — ты его хотя бы любишь?
— Я не знаю, что такое любовь. Не могу дать тебе точное определение. Думаю, что с ним мне не так холодно, понимаешь? Не знаю, как объяснить.
— Боишься, что его реально грохнут за эти деньги?
— Не знаю… Убивают и не за такие суммы. Лика, что мне делать?
— Ты знаешь мое мнение. Но ты — это не я. Ладно. Подожди…
Она ушла к себе в комнату и вернулась с жестяной банкой из-под печенья. Открыла ее, и Ольга увидела деньги. Рубли, доллары, евро. Пачки, рулончики, перетянутые резинками, мятые, как конфетные фантики, купюры.
— Лика! Откуда?