И так захотелось этого счастья, этого мира и покоя, родительских объятий и голосов, что Лика неосознанно, повинуясь какому-то мощному внутреннему порыву, села на пригородную электричку и приехала сюда, в деревню, название которой помнила смутно… Вязовка? Вязниковка?
Побродив по берегу реки и не встретив никого, кроме привязанной к дереву черно-белой козы да веселого рыжего пса, Лика попала под дождь, уже повернув обратно в деревню. Она нашла дом каких-то дальних родственников, у которых их семья всегда останавливалась, когда приезжала отдыхать в эти дивные места, подошла к нему, промокшая, растерянная, озадаченная собственным поступком, и какое-то время стояла, глядя, как один за другим в этом сером деревянном старом доме зажигаются лампы в окнах. Потом толкнула калитку и вошла во двор. Он совсем не изменился. Чисто подметен, скамейка у стены дома, небольшая виноградная аллея, ведущая в сад. Напротив высокого выкрашенного в кофейный цвет крыльца — колодец. Она помнила вкус этой воды. Он был горьким, как и все, что готовилось в этом доме: горькие щи с фасолью, горькая каша, горькая картошка с грибами…
Она постучала в окно, и почти сразу же послышался тихий женский голос, произошло движение в доме, раздались шаги, и вот дверь открылась, и в сырой сладкий воздух хлынул теплый керосиновый дух сеней. На пороге стояла тетка Елена. Высокая, худая, в неизменной черной кофте. Розовый курносый нос, чудесные серебряные крутые кудри вокруг лба, тонкие розовые губы.
— Лика? Ты?
— Я, тетя Лена.
— Господи, да откуда ты, милая? Входи скорее в дом! Ты же вся намокла! Ты одна или с Олей? — Она заглянула за спину Лики, словно надеялась увидеть там, в дожде, Олю.
— Тетя Лена, я одна. Просто была в этих краях по своим делам, вот и решила заехать. Соскучилась! — Лика обняла ее своими тонкими ручками, прижалась холодной щекой к ее теплой груди. — Так хорошо.
— Давай-давай, раздевайся, я дам тебе сейчас сухое.
Тетя Лена давно жила одна, похоронив мужа. Работала здесь же, на стекольном заводе, единственном предприятии, где можно было заработать на жизнь, но уже просто уборщицей. Вела небольшое хозяйство, держала поросят, кур, уток.
Лика надела принесенную теткой мужскую фланелевую рубашку, доходящую девушке до колен, тетя Лена усадила ее за стол, набросила ей на плечи свою шаль.
— Как хорошо, что ты приехала! Сто лет тебя не видела. Как вы с Олей поживаете? У вас все хорошо? Ты еще учишься в школе?
— Да, мне еще два года.
— А Оля где? Чем занимается?
— Она была концертмейстером в хореографическом училище, но там у нее что-то не пошло, и ее пригласили работать музыкантом в ресторан.
— В ресторан? Но это же… ресторан!
— Она там просто играет на рояле.
— И там лучше?
— Там платят намного больше и никто ей не треплет нервы… К тому же, — Лика вздохнула, — у нее очень хорошие отношения с поваром. Он просто обожает ее, ну, как музыканта, как пианистку, и дает ей еду. Много. Так что мы всегда сыты.
— А вот это хорошо! — Тетя Лена поставила на стол кастрюльку, тарелки. — Еда — это самое важное в жизни, особенно, когда женщина живет одна, я имею в виду Ольгу. Она так себе никого и не нашла?
— Если бы…
Лика чувствовала себя уставшей, нездоровой. Но тарелка куриного супа, предложенная тетей Леной, ей бы точно не помешала.
— Какой аромат!
— Я укропчика много положила, да и курица домашняя, ты ешь, ешь… Так что там с Олей?
— Привязался к ней один… Урод настоящий! Не понимаю, что она в нем нашла?! Нигде не работал, жил у нас, бездельник… Прямо вампир какой-то… А потом придумал историю, что у него проблемы с деньгами, страшный долг, такую, знаешь, душещипательную, чтобы разжалобить мою сестру, и она, понятное дело, захотела ему помочь. Ходила, как в воду опущенная, боялась, что его убьют.
— Вечно эти мужики пытаются свои проблемы за счет нас, баб, решить, — проворчала тетя Лена, ополаскивая фарфоровый чайник кипятком и засыпая туда липовый цвет. — И что? Бросил он ее?
— Бросил, да только не сразу, а после того, как я ей денег дала.
— А, понятно, все-таки вытянул денежки… — Густой ароматный пар поплыл над столом. — Так, постой…
До нее, до простой женщины вдруг дошел смысл сказанного Ликой.
— Постой, как это ты ей денег дала?
— Вот так. Тетя Лена, у меня в голове все перемешалось… Я запуталась… И мне теперь так плохо… Я очень, очень плохая… Я такого уже натворила, и неизвестно, что еще натворю…
— Лика, милая, да что случилось-то? Не пугай меня!
И она начала рассказывать. Не поднимая головы. Слова вылетали сами, как птицы, как прекрасные бабочки, и разлетались по просторной, освещенной лампой комнате. Чудовищный смысл фраз, которые складывались в воздухе, заставил видевшую много в своей жизни тетю Лену окаменеть. Она сидела на стуле с открытым ртом и полными слез глазами, смотрела на Лику и не хотела верить ни своим ушам, ни глазам.
— Девочка моя, да как же так? Ты ведь еще совсем девочка!