Дом на горе

– Давайте! – поднялась Марина. – Я давно о Никите Кузьмиче хочу поговорить. Человек он будто уважаемый, хозяйственный, а вот учиться не желает. И людей в бригаде с толку сбивает…

– Кого это я сбиваю? – спросил Кораблев.

– А помните, весной что было? Просила я вас с девчатами озимую пшеницу бороновать, а вы такое им наговорили… «Боронование, мол, затея опасная, можем весь хлеб погубить». Чуть тогда всю работу не сорвали…

– Было такое дело? – спросил Сергей.

– За год много чего было, всего не упомнишь… – неопределенно буркнул Кораблев.

– Словом, я так скажу, – продолжала Марина: – работает Никита Кузьмич, как мужик доколхозный, от всего нового шарахается. Вот теперь и с курсов сбежал.

– Что же ты предлагаешь? – спросил Сергей.

Витя, подавшись вперед, старался рассмотреть в полутьме лицо отца. Ему казалось, что после слов Марины отец должен был подняться во весь рост, подойти к столу и так ответить бригадиру, чтобы та не знала, куда деваться. Но он почему-то молчал и курил цигарку за цигаркой.

– Есть у меня предложение, – сказала Марина. – Не желает Никита Кузьмич учиться – дать ему другую работу в колхозе. Пусть в шорники идет или в сторожа.

Кораблев приподнялся и уставился на девушку с таким видом, словно с малых лет не видел ее и теперь не может признать.

– Ну Балашова! Ну соседка! Вон ты какая стала!.. – И он, расталкивая колхозников, пошел к двери.

– Обождите, Никита Кузьмич! – остановил его Сергей. – Что вы взвились прежде срока? Разговор полюбовный идет. Послушаем, что еще люди скажут.

Раздались голоса, что просьбу Кораблева надо уважить и не посылать его больше на курсы.

Слова попросил Федор Семенович. Витя так и подался вперед: вот когда учитель высмеет отца, сведет с ним счеты!..

– Легко же вы с человеком разделались! – заговорил Федор Семенович. – «Уважить, освободить»… Слов нет, шила в мешке не утаишь: Никита Кузьмич поотстал от людей, постарел не по годам… Но что в поле он работать умеет, землю понимает – этого у него не отнимешь. И рано ему еще в сторожа уходить…

Витя все ждал, что после такого осторожного вступления учитель наконец-то обрушится на отца. Но ничего плохого он не сказал. Он даже посоветовал правлению Никиту Кузьмина от курсов не освобождать, а обязать закончить их, да не как-нибудь, а с отличием.

– Кораблев у нас не из слабеньких, в азарт войдет – одолеет.

Члены правления согласились с учителем.

Витя с недоумением поглядывал то на отца, то на Федора Семеновича. Вдруг он заметил рядом с собой Костю Ручьева. Взгляды их встретились.

«Слушай, как учитель на твоего отца нападает! – казалось, говорили Костины глаза. – Все бы так нападали!»

Витя зябко поежился и выскользнул за дверь. Дома он молча разделся и забрался на печь.

В голове у него все перепуталось. До сих пор Витя считал отца одним из самых уважаемых людей в колхозе. Никита Кузьмич много лет был членом правления, потом кладовщиком; с его мнением считались, к нему прислушивались. Он отлично знал все колхозные угодья; по его сигналу начинали сев, сенокос, уборку хлебов. Никто удачливее и дешевле Кораблева не умел купить для колхоза племенного быка или рабочих коней… И вдруг против отца подняли голос. И кто же? Марина Балашова, соседка, молодой бригадир.

Витя ничего не мог понять. А ведь ему всегда так хорошо и покойно было с отцом. Отец был ласков, заботлив, никогда ни в чем не отказывал, всегда вовремя приходил к нему на помощь.

…Вскоре Никита Кузьмич вернулся из правления. Семья села ужинать. Витя сослался на головную боль и от ужина отказался.

За столом царило молчание. Первой его нарушила мать. Она спросила отца, правда ли, что на собрании Марина Балашова предложила ему пойти в сторожа.

– Уже пошло по свету гулять… – Никита Кузьмич поморщился и отложил в сторону ложку. – Марина, она скажет… горяча чересчур!

Он поднялся, зашагал по избе и, все больше распаляясь, заговорил о том, что в колхозе его не ценят, старые заслуги забыли, люди сводят с ним личные счеты…

Вдруг он остановился: Витя смотрел на него с печки.

– Не спишь, сынок?

– А почему на собрании этого не сказал? – глухо спросил мальчик.

– А ты разве был на собрании? – опешил отец. – Слышал что-нибудь?

– Все слышал… Били тебя, судили, а ты в уголке сидел, отмалчивался.

Никита Кузьмич часто заморгал глазами и как-то боком отошел от печки.

– Ладно, ты спи, коль нездоров, спи… – Потом он вспомнил: – Да, мать сказывала, ты в район ко мне собрался. Что за спешное дело?

– Никуда я не собрался… разговоры одни! – буркнул Витя, уполз в темный угол печки, как в нору, и закрыл глаза. Ему и в самом деле показалось, что он заболел.

Глава 23. МИР ПОНЕВОЛЕ

Рано утром Витю разбудили голоса. У порога стояла Марина Балашова и торопила отца с завтраком:

– Сейчас в район еду на подводе. Могу и вас на курсы захватить.

– Дай хоть чаю напиться, скаженная! – бурчал Никита Кузьмич.

– Вы поскорее! Чтобы к началу занятий успеть.

– Ты кто такая – буксир, толкач? В ответе за меня?