Дом на городской окраине

Пани Михелупова, тоже поняла, что настал подходящий момент присовокупить свои стоны к жалобным возгласам мужа.

— Говорите же, пан, — настаивал директор, — как высоко вы оцениваете свои потери? Скажите хоть слово, чтобы мы могли договориться.

— Ой-ой-ой…

Пани Михелупова тоже застонала громче.

— Прошу вас, скажите что-нибудь вы, мадам, — уговаривал директор. — Сколько бы вы хотели получить? Я предлагаю вам десять тысяч, — снова обратился он к Михелупу, — неплохая сумма, верно?

— Ой-ой-ой…

— Двадцать тысяч, куда ни шло… Согласны?

— Ой-ой-ой…

В довершение несчастья начала верещать и пани Дэзи.

Директору Гартенеггу казалось, что он бредит.

— Попрошу тишины. Ти-хо! Я не слышу собственных слов. Даю тридцать, даю…

И стал, как ненормальный, набавлять, точно они были на аукционе.

Мотор ровно гудел, шофер Людвик неподвижно восседал за рулем и, казалось, не видел, как директор рядом с ним жестикулирует и взволнованно кричит.

Однако прежде чем машина въехала на улицы города, жалобное «ой-ой-ой» затихло, и в автомобиле воцарилась тишина.

Вечером супруги Михелупы сидели за столом, искупавшиеся, розовые, с лицами, облепленными пластырем. Доктор Гешмай осмотрел их и нашел лишь несколько синяков, ушибов да царапин. Прописал компрессы, свинцовую примочку и покой.

Ночь склонялась над городом. С улицы доносились голоса запоздалых пешеходов, гудки автомобилей и звяканье трамваев. Дети спали. Бухгалтер на цыпочках прошел в детскую и увидел, что Маня сладко сопит, свернувшись в клубок, а гимназист лежит с приоткрытым ртом и бормочет во сне. Видно, и здесь его мучит геометрия или еще какой-нибудь призрак.

Вернувшись, Михелуп вынул из ящика тетрадь, где в цифрах запечатлелась биография покойного мотоцикла, и принялся подсчитывать. Пани Михелупова блаженствовала, сложив руки на коленях.

Закончив подсчеты, бухгалтер поднял голову.

— Руженка, — сказал он, — если сравнить количество расходов, связанных с оплатой и содержанием мотоцикла, и вознаграждение, которое мы получили от директора Гартенегга, то напрашивается вывод, что мы с тобой остаемся в большой выгоде. Баланс у нас, слава Богу, весьма обнадеживающий. Угадай, много ли мы заработали?

Пани Михелупова склонилась к нему, и бухгалтер шепнул ей на ухо цифру. Жена зарделась от радости.

— А еще говорят, — похвалялся бухгалтер, — будто я не умею покупать. Сколько разговоров было из-за этого мотоцикла!

— Я тебя никогда не упрекала, — защищалась жена, — от меня ты ни словечка не слышал.

— От тебя нет, — согласился Михелуп. — Но от остальных… Сколько было пересудов!

Он встал и, прохаживаясь вокруг стола, вслух размечтался:

— Теперь мы избавлены от всех забот. Отдадим долги и еще немалые денежки положим на книжку, чтобы в случае чего не остаться с пустыми руками… Будем вести размеренную, уравновешенную жизнь.

— Я все не могу успокоиться, — призналась жена. — Никак не поверить…

— Верь не верь, а это так, мать, — с воодушевлением отвечал бухгалтер, — уж я позаботился. Все как следует рассчитал. Я знал, что не ошибусь, если куплю мотоцикл. Чутье никогда меня не подводит…

— У тебя прекрасная голова, этого не отнимешь! — воскликнула пани Михелупова. Она обняла мужа за шею и смачно поцеловала в щеку.

Бухгалтер снова сел, взял со стола чек, полученный от директора Гартенегга. Некоторое время задумчиво его разглядывал, потом произнес:

— Удивительное дело… вот бы никогда не подумал! Генеральный директор, а почерк вполне приличный…

64

Прошло несколько дней. Бухгалтер Роберт Михелуп сидит у окна, миролюбиво сложив руки на животе, и смотрит на площадь. Карлинские дома выдыхают тупой жар, глухо звучит воскресное утро, кулдычут моторы автомобилей, протяжно воют клаксоны. На подоконник присел черный дрозд, склонил головку и испытующе поглядывает на человека за оконным стеклом.

Бухгалтер блаженствует: очевидно, так чувствовал себя мореплаватель Одиссей, после бесконечных трудных странствий и невероятных приключений вернувшийся домой. Бухгалтер покуривает среднего качества сигару, смотрит на порыжевший от жары парк под окном и от сытости и благополучия улыбается.

— Мамочка! — кричит он. — Как думаешь, выстоит сегодня погодка?

— Я думаю, что-нибудь прольется, — отзывается жена. — Ужасная духота!

— Глупая, — укоряет ее Михелуп. — Газеты пишут, что погода сохранится устойчивая.

— Что там газеты…

— Посмотрите-ка на нее! Она хочет быть умнее редакторов. Газеты сто раз подумают, прежде чем напишут. Если написано, что погода будет устойчивая, значит так оно и будет…

— Ту-ту! — взвизгнул клаксон автомобиля. Бухгалтер лукаво усмехается.

— Так, так, — бормочет он, — на прогулку, ребята, на прогулку! Давайте, давайте… Никаких отговорок! Коли ты породнился с мотором, изволь ехать на лоно природы. Ничего не попишешь! Надышишься свежим воздухом, взбодришься, и всю неделю будешь как огурчик. Ах, тебе не хочется? Ты бы лучше посидел дома? Хо-хо! Вперед, на вольную природу! Наше вам с кисточкой! И не сопротивляться…