— То же, что и в городе, — вздохнула румяная пани, — везде одинаково… Так хозяин, говоришь, у вас неплохой? Это хорошо. Это хорошо… Нам вот не повезло. Наш требовал, чтобы мы съехали. Задарма, говорит, квартируете. Мыслимое ли это дело? За нашу квартиру давал больше какой-то торговец. Хозяин кинулся в суд, где рассматривают дела о найме. Но суд постановил, что съезжать мы не обязаны. Да и куда съезжать-то? Денег у нас нет, приходится сидеть на одном месте. Зато теперь у нас каждый божий день дверные ручки вымазаны нечистотами. Я-то знаю, чья это работа. Это дело рук дворника, и пакостит он по наущению хозяина. Но поймать его с поличным мы никак не можем. Так и мучаемся. И никакой управы на них нет.
— Да, скверно, — сочувственно произнесла пани Сырова.
Детей привлекла куча песка перед домом. Они принялись выбирать голубые и розоватые камешки, тихо о чем-то воркуя.
— Красивый домик, правда? — восторгалась рыжая девчушка.
— И никакой он не красивый, — упрямо возражал мальчик.
— Этот домик замеча-а-ательный, — нараспев тянула девочка.
— Наш еще замечательнее, — твердил мальчик. — В нашем доме на лестнице зеркала.
— Да-а, — соглашалась девчушка.
— У нас на лестнице красный ковер.
Сзади тихонько подкрался полицейский и стал подслушивать лопотанье детей.
— А в этом доме нет ни зеркал, ни нарисованных роз, — продолжал мальчик, презрительно морща лоб, — он гадкий, гадкий, самый гадкий из всех.
Злость закипела в полицейском. «Они поносят мой дом, — заскрежетал он зубами, — какая наглость!», — подумал он.
— Кто вам сказал, что мой дом гадкий? — елейным голосом проговорил полицейский. — Это вам пани Сырова сказала, а?
— Ну говорите, детки, говорите, я вам кроликов покажу, — не унимался полицейский. — Или это сказал пан Сыровы?
Но ответа он так и не дождался. Побагровев, он затопал ногами и зашипел: — Вон отсюда, негодники, не то огрею вас палкой!
В этот момент на террасе появилась пани Сырова с кузиной. Полицейский осекся, подвигал шапкой на голове и сказал: — Смотрю, как хорошо здесь детки играют… Песок для них радость. Я это знаю. Играйте, ребятки, играйте, и не смотрите на меня так… Я вас не обижу, какое там! Я умею с детьми.
— Какой здесь чудесный воздух, — защебетала румяная пани, — а какой замечательный вид! — добавила она, глядя на город, простиравшийся у ее ног, город задымленный, подернутый сизой дымкой, необъятный, увенчанный куполами и башнями.
— А то как же, — принялся похваляться полицейский, — здесь воздух как в горах. О, я приискал хорошее местечко для своего жилища.
Пани Сырова позвала детей к полднику.
Полицейский, хмуро глянув на то место, где только что стояли дети, пробурчал: — Чудесный воздух, говорит. Я тебе покажу чудесный воздух! Чудесный воздух и красивый вид только для тех, кто платит за квартиру, а не для каких-то там посторонних баб… Терпеть не могу гостей в своем доме. Разве за ними уследишь. Будут тут без моего ведома шастать всякие! Еще вред какой причинят!
Он пошел в сад, постоял над яблоневым саженцем. Единственный розовый цветок отцвёл, оставив вместо себя зеленый плод, наливавшийся в солнечных лучах.
«Вот у меня растет яблоко, — сказал себе полицейский, — первое яблоко в нашем саду… Надо беречь его как зеницу ока. Горе тому, кто на него позарится. Руки перешибу!.. Сад закрою и никому не разрешу сюда входить, особенно детям. Дети хуже любой скотины».
Глава восемнадцатая
— Слышь, Анастазия, — обратился дома полицейский к жене. — Сыровы плохо отзываются о нашем доме. Не нравится он им. Якобы в других домах зеркала и ковры на лестнице. Дождался. Наш, видите ли, некрасивый. А я-то, добрая душа, молчу и все им спускаю. Вот тебе и благодарность за все.
— Так! — бросила жена и, схватив глазурованную кринку для молока, отправилась к лавочнице.
— А вы, — сказал после ее ухода полицейский своим детям, — все отложите и ступайте на улицу. Ходите от дома к дому и прислушивайтесь, что говорят люди. Если кто будет толковать о нас, сейчас же прибегите мне сказать.
Дочка вскочила и опрометью выскочила за дверь.
Подросток вразвалку вышел на улицу и с тупым выражением лица уселся на кучу щебня. Достав из кармана складной нож и высунув язык, он принялся усердно обстругивать деревяшку.
Жена полицейского вошла в лавку, где обычно под вечер собирались женщины из окрестных домов. При лавке был еще и механический каток для белья. Здесь женщины простаивали, оживленно судача, собирая и затем разнося новости по всей округе. Не было ни одного человека, которому не перемыли бы у катка косточки. Трудно было утаить семейные дела в здешних местах, лишь недавно ставших окраиной разраставшегося города.
Жена полицейского, благодаря служебному положению своего мужа, играла здесь заметную роль. Власть полицейского над мелкой сошкой неограниченна. Ведь в полицейском воплощена частица государственного могущества. Полицейский — лицо привилегированное, и закон защищает его в гораздо большей степени, нежели простого смертного.
— У Сыровых, — рассказывала жена полицейского, — сегодня были гости. Пришла пани с двумя детьми.