Дом на Харрен–стрит. В сетях шпионажа

Когда в первый день операции первый десантник высадился на берег в Нормандии, он был один против огромных сил германской армии, против того максимума немецко–фашистских сил, который только мог быть Сосредоточен Гитлером на Западе. В действительности союзники затратили много времени на высадку войск со стороны пролива, выбрасывая человека за человеком на подкрепление уже высадившимся ранее. Даже неделю спустя после начала операции, когда численность наших войск, переброшенных в Нормандию, составляла уже 326 тысяч человек, говорить о каком–либо успехе было еще рано. В конце концов потребовалось несколько сот тысяч солдат и почти одиннадцать месяцев боев, чтобы сломить сопротивление врага, хотя его главные силы были скованы на советско–германском фронте.

Наряду с этим следует особо подчеркнуть, что в то время, когда начала развертываться крупнейшая в мировой истории десантная операция, существовал человек, один–единственный американец, чья деятельность, при условии предоставления ему должных полномочий и соответствующей поддержки, могла бы обеспечить победу над врагом без таких фантастических усилий, какие потребовались для открытия второго фронта и ведения боевых действий в Западной Европе.

Этим человеком был Аллен Даллес, бывший дипломат и в прошлом адвокат. Ом находился в те годы в Швейцарии и держал в своих руках невидимые поводья великой войны.

Задолго до начала операции в Нормандии Даллес установил личные контакты с рядом влиятельных и высокопоставленных лиц в Третьем рейхе, которые выражали желание и, казалось, были способны обеспечить победу союзникам без чудовищной операции по высадке миллионной армии союзников из Англии.

Однако заявлять сейчас, что Даллес мог один выиграть эту войну, было бы таким же преувеличением, каким глупым и наглым мог показаться вопрос: действительно ли был необходим исторический вояж союзников через пролив Ла–Манш? Однако такой вопрос, вероятно, все же можно было бы оправдать с учетом картины общего состояния дел в Германии и на оккупированных ею территориях, картины, которую хорошо представляли себе руководители союзных государств в самый канун операции.

Если рассматривать вопрос даже с чисто военной точки зрения, высадка союзников в Нормандии была им так же нужна, как пятое колесо телеге, ибо войска союзников уже были на континенте — в Италии. Поход за освобождение Европы союзники могли бы развернуть с широкого итальянского плацдарма (где у немцев было двадцать три дивизии) с целью выхода с одной стороны во Францию, а с другой — в Восточную Европу, без высадки десанта на севере Франции через пролив.

Сказанное является в известной степени плодом праздных размышлений. Значительно более важным и веским фактором, решительно говорящим против высадки союзников из Англии, было наличие другой ситуации, блестящие возможности которой, почти полностью утраченные, получили далеко не достаточное отражение в исторических описаниях второй мировой войны.

К 6 июня 1944 года вермахт уже не представлял прежней монолитной силы. В то время как боевая мощь сухопутной армии была еще исключительно высокой и немецкая армия в целом была еще чудовищной военной машиной, недовольство и отчаяние, как термиты, напали на офицерский корпус армии и гражданское руководство в глубоком тылу страны и стали разъедать их с невиданной силой. Среди все увеличивающегося числа немцев непрерывно росла решимость во что бы то ни стало прекратить войну с помощью государственного переворота, даже если это будет связано с государственной изменой, лишениями и, возможно, поражением.

Нелегко установить точное время начала распада немецкого тыла и немецкого офицерства, но вполне вероятно, что это произошло в июне 1943 года. Тогда молодой подполковник германской армии решил, что «с него хватит», что пора действовать. Это был Штауфенберг, тридцатишестилетний офицер, который решил присоединиться к подпольной организации антинацистских офицеров в вермахте. Он был отпрыском швабских дворян, и его незаурядные способности привлекали внимание высших военных чинов вермахта, где он снискал себе прозвище «молодой Шлиффен». Он воевал в Северной Африке, где был тяжело ранен во время воздушного налета, лишился одного глаза, правой руки и двух пальцев левой руки. Одно время он совсем потерял зрение. Его единственный глаз ничего не видел. Лежа в полевом госпитале, он с ужасом думал о том, что никогда уже больше не вернется к активной жизни. Там же он решил продолжать борьбу, но не с иноземными врагами, а с нацистами, которых он стал рассматривать как величайших безумцев. Весь свой гнев он обрушил против Гитлера. Им овладела мысль о необходимости убить человека, которого он считал ответственным за физические мучения, причиненные Германии, и в еще большей степени за ее моральную деградацию.

Штауфенберг был новичком в старом заговоре против Гитлера, которого давно ненавидела и презирала целая группа высокопоставленных офицеров армии. Они были твердо убеждены в том, что ликвидация Гитлера покончит с кошмаром, царившим в Германии.