Дом на хвосте паровоза. Путеводитель по Европе в сказках Андерсена

Самое интересное, что ограниченность в средствах совершенно не мешала Андерсену быть на короткой ноге со всем цветом европейской культуры тех времен. (Как однажды выразилась мой давний друг и бессменный партнер по проекту Маша Могилевич, «в этом вся суть гуманитария: ты пьешь дорогое вино в красивом месте с правильными людьми, но денег у тебя нет».) Гиперобщительный Андерсен запросто вытаскивал из постели Александра Дюма, жаловался на гонорары Чарльзу Диккенсу, катался на лодке с королем Максимилианом II (не оттого ли его сын Людвиг Баварский вырос таким «сказочным»?), обсуждал с Листом оперы Вагнера, а с самим Вагнером — оперы Кулау и даже умудрился выпросить у дочерей русского генерала Мандерштерна автограф Пушкина (одни исследователи потом недоумевали, куда подевалась страница из бесценной пушкинской тетради, а другие — откуда она взялась в архиве Андерсена). Не задалось у Андерсена разве что с братьями Гримм: когда он без предупреждения возник у них на пороге, то был встречен вполне заслуженной отповедью Якоба, что тот, мол, знать не знает никакого Андерсена, сказок его не читал и вообще ему некогда. Впрочем, впоследствии все встало на свои места — вода, как говорится, дырочку найдет.

Однако сводить все к выводу, что Андерсен путешествовал исключительно для поддержания бодрости духа и расширения круга социальных связей, было бы слишком мелко. Дело в том, что именно путешествия сделали Андерсена сказочником вопреки всем его изначальным планам на жизнь. Вообще-то он с детских лет грезил поэтическим Олимпом и, будучи гимназистом, даже молил Господа на могиле поэта Франкенау сделать его «коллегой» покойного, а нет — так убить на месте. Всевышний пощадил юнца, но настоящего поэта из него так и не вышло. Признать поражение на этом фронте Андерсен смог далеко не сразу, хотя и мучительно переживал нападки критиков, которые, поначалу поощрив начинающего автора из педагогических соображений, вскоре показали свое истинное лицо — а точнее, зубы. Не удалось Андерсену достичь больших высот и в драматургии, даже несмотря на протекцию первых людей в Копенгагенском королевском театре. Андерсен торопился, писал много, но небрежно и с ошибками; кое-что, впрочем, принимали к постановке, однако большую часть заворачивали, не преминув сопроводить язвительными замечаниями. «Вы и Дания великолепно уживаетесь — и уживались бы еще лучше, не будь в Дании театра», — подтрунивал над другом даже упомянутый Эдвард Коллин.

Глумление соотечественников аукалось Андерсену еще долго и буквально повсюду — вплоть до того, что, оставив где-нибудь за границей четверостишие в гостевой книге, он впоследствии находил ниже приписку наподобие: «Андерсен, Вы своими стихами уже в Дании замучили всех, за границу хоть не вывозите!» Зарубежные друзья Ханса Кристиана быстро научились по выражению его лица определять, когда он получал письма с родины — недоброжелатели не ленились даже присылать ему в заграничные отели копенгагенские газеты с эпиграммами. Например, одна из анонимных шпилек, настигшая Андерсена в Париже в 1834 году, начиналась так:

Ты покидаешь датский лес,

Где нянчились с тобою слишком.Не рано ль из гнезда полез

С неоперившимся умишком?[4]

Если такое творилось вдали от родных берегов, то можно себе представить, как Андерсену доставалось, пока он маячил в столице у всех на виду. Немудрено, что на этой почве болезненно честолюбивого поэта затянуло в глубокий творческий кризис. К счастью, пришли на помощь друзья и покровители и в 1833 году буквально вытолкали Андерсена в большую заграничную поездку, предварительно поддержав его ходатайство о получении королевской субсидии (иначе у него бы просто не хватило денег). Вот тут-то все и началось.

Поездка, длившаяся больше года и охватившая целых шесть стран — Германию, Францию, Швейцарию, Италию, Австрию и входившую тогда в ее состав Чехию, дала Андерсену целительный глоток свежего воздуха. Друзья отмечали, что он стал солидным, женщины — что веселым и даже шаловливым, а это ли не верный признак того, что человек наконец «нашел свой поток»? Прямым же доказательством тому стал шумный успех «Импровизатора» (1935) — полуромана-полусказки об удивительной судьбе поэта на фоне упоительной, влюбившей в себя Андерсена на всю жизнь Италии. А «на сдачу» от «Импровизатора» в том же году родился первый андерсеновский сборник сказок.