Дом на Локте Сатаны. Темная сторона луны

– По поводу всей этой трагической истории? Нет, боюсь, что нет. Я уехал до того, как это произошло, как вы помните. Но что бы я мог сделать, если бы даже и остался? – Озабоченный, нерешительный, Марк Шелдон сунул кулак в ладонь рукавицы. – Мы всегда мучаем себя, – продолжал он, – мыслями о том, что мы сделали неправильно, как мы могли сделать лучше и тому подобное. И все же в этот раз я ничего не сделал неправильно; я не могу испытывать чувство вины.

– Никакой вины, – согласился доктор Фелл, – но некоторое количество любопытства. По крайней мере, в одном отношении ваше поведение можно было бы назвать загадочным.

– Загадочным? – эхом повторил его собеседник, уставившись на него. Загадочным?

– Вчера, если меня правильно проинформировали, вы заезжали к мистеру Мэйнарду, чтобы о чем-то рассказать ему, но передумали и уехали, так и не поговорив с ним. Простите ли вы мою назойливость, сэр, если я спрошу, что именно вы хотели сказать ему?

– Бенджи, – резко произнес доктор Шелдон, – беги к машине и жди меня там. Я подойду к тебе через две минуты. Нам надо ехать, нам следовало уже давно ухать.

– Дядя Марк, это про тетю Аннетт?

– Пусть тебя это не волнует; просто давай беги, слышишь меня? Никаких споров, молодой человек, и я куплю тебе еще воздушной кукурузы на обратном пути.

Бенджи удалился, выражая слабое неудовольствие, и вскоре скрылся в туннеле главного входа.

Доктор Шелдон, невысокий и коренастый, взъерошил курчавые темно-рыжие волосы.

– Это нелепо! – воскликнул он. – И ничего загадочного в этом нет. Я просто пытался избавить Мэдж – мисс Мэйнард, я хочу сказать, – я просто пытался избавить ее от неловкости.

– В каком смысле?

– По меньшей мере полдюжины раз, с тех пор, как Мэйнарды приехали сюда в апреле, они приглашали меня к себе поужинать. Последний раз это было в пятницу вечером, неделю назад, седьмого мая. Когда Мэдж позвонила, чтобы пригласить меня, она сказала: «Доктор Шелдон, я не знала, что вы женаты; я только что узнала, что вы женаты; почему бы вам не приехать вместе с женой?» Я ничего не сказал, кроме того, что очень жаль, у Аннетт вряд ли получится. Потом я начал думать.

Аннетт… ну, будет неправдой сказать, что она инвалид; ничего такого… Но она мучается от нервов, бедная девочка. Она не выходит со мной на люди, но настаивает, чтобы я ходил, – говорит, что это хорошо для моей работы, как будто мне на это не наплевать! – а потом нервничает, и я тоже нервничаю. Улавливаете мою мысль?

– Не совсем.

– Было бы слишком жестоко прямо так и брякнуть Мэдж: «Если вы не знаете, что моя жена никогда ни к кому не ходит и дома никого не принимает, так что я не могу вернуть ваши приглашения, тогда вы одна-единственная в графстве Чарлстон, кому это неизвестно». Я же не мог вот так взять и плюнуть ей прямо в лицо, как это можно?

Непонятным образом возбужденный, расхаживая по траве, где еще одно жерло пушки-экспоната было водружено на бетонные блоки, Марк Шелдон снял рукавицу и сунул ее в боковой карман брюк.

– Хорошо! – сказал он. – Может быть, я слишком много строю из себя. Но я должен был сказать Мэдж; я должен был сделать так, чтобы она как-то об этом узнала. И я подумал, что будет более гладко, если я намекну об этом старику, а он передаст дальше. Вот и все. Если вы спросите меня, почему я вернулся в Холл вчера вечером во второй раз, я могу только сказать: будь я проклят, если сам знаю.

«Мир слишком строг с нами; раньше или позже…» мы становимся тем или другим. Мне нравились Мэйнарды; мне все еще нравится Мэдж, хотя с ней не так легко разговаривать, как кажется некоторым. Старикан, если вы извините меня за выражение, был определенно со странностями. Почему, например, он ненавидел благотворительность?

– Ненавидел благотворительность?

– Первый раз я поехал к ним на ужин в апреле, после того как они сюда перебрались. Присутствовало еще несколько гостей, как и сейчас на вечеринке, а также я и Валери Хьюрет. Я поддерживал разговор. Теперь, когда он снова возвратился в свой старый дом, я спросил, собирается ли он патронировать мою местную благотворительную организацию. И он переменился в лице. Кроме шуток: он переменился в лице! Придушенным голосом он выпалил самые странные слова, которые я когда-либо слышал за ужином: «Не святая Доротея? Не святая Доротея?» У него дернулась рука, и он опрокинул бокал с вином.

– Дальше? – подтолкнул его доктор Фелл.