Я смотрю в мерцающие глубины его глаз. Я, должно быть, потерялась в их красоте, потому что его тени светлеют, превращаются в кожу, и всё вокруг, кроме нас двоих, перестает существовать.
Я не знаю, попала ли я в сознание Лора, или он проник в моё, но, воспользовавшись тем, что он сделался осязаемым, я встаю на носочки и прижимаюсь губами к его губам. Его сильные руки обхватывают меня за талию, а губы, такие бархатистые, но в то же время твёрдые, раскрывают мой рот.
Некоторое время, мы просто стоим — сердце к сердцу, дыхание к дыханию. Я почти начинаю верить в то, что это не какое-то мистическое видение, которое растает, как только тот из нас, кто его создал, потеряет концентрацию.
Он прижимается лбом к моему лбу, лишив меня своих губ.
Он вздыхает, но в итоге, видимо, решает, что я беспокоюсь не на пустом месте, потому что он не покидает наше уединенное местечко и не просит Юстуса вернуться.
Мне очень хотелось бы отдохнуть вместе с ним, но он король, а настоящие короли не могут проводить в тавернах дни напролёт, словно всё в этом мире прекрасно. А особенно когда это далеко не так.
Я хватаюсь за эту уверенность в его тоне и сохраняю её в сердце, но она не раз покидает меня в течение дня, точно камень, выскользнувший из пальцев, потому что на кону стоит слишком много жизней.
Что если я не достану павшего ворона Лора?
Что если он решит воплотить безумный план Юстуса и не проснётся после того, как его проткнут?
Что если я не смогу убить Данте?
Что если моя мать навсегда останется в этом теле, покрытом чешуей?
Сибилла стучит по краю моей кружки.
— Налей ей ещё, Фибс. Фэл опять ушла в свои мысли.
Я вздыхаю, когда он отправляет содержимое кувшина в мою металлическую кружку.
— Тебе не идёт это горестное выражение лица, дорогая.
Он кивает на коричневую рубашку, которую я надела вместе с коричневыми легинсами.
— Как и этот наряд.
Он содрогается.
Я закатываю глаза.
— Да будет тебе известно, я взяла эти вещи в своём шкафу.
— Может быть, но их определенно нужно носить отдельно. Когда ты надеваешь их вместе, ты похожа на какашку на тонких ножках.
Я соединяю указательный и средний пальцы и показываю своему светловолосому другу неприличный жест.
Он откидывается на стуле с улыбкой.
— Я решил, что стану твоим стилистом, так как ты явно не умеешь одеваться.
— Мне не нужен стилист.
Я кладу локти на стол, беру свою кружку и подношу её к губам.
— Всем королевам нужен стилист, — вставляет Сибилла.
— Я не королева, — бормочу я и смотрю на сплетение тонких веточек на блюде, которое мать Лора принесла в таверну где-то через час после того, как я присоединилась к своим друзьям.
Эйрин посидела с нами некоторое время, и мы общались с ней через Фибуса, который стал невероятно бегло говорить на языке воронов. Понаблюдав за тем, как я обглодала с веток все ягоды, удивлённо приподняв уголок губ, она попросила её извинить и ушла помогать Коннору готовить обед для членов Круга.
— Пока что, — говорят в унисон Сибилла и Фибус, улыбаясь, как безумные.
— Мы с Эйрин начали… — Фибус сжимает губы.
— Начали? — спрашиваю я.
— Выращивать ещё больше бенфрола, — заканчивает за него Сибилла. — Ты же вернулась, и теперь поглощаешь их как бобёр. В каком бы виде их не подавали.
Она кивает на вино, которое я отпиваю.
И тут до меня доходит, что она почти не притрагивалась к своей кружке.
— К слову о вине, почему ты не пьёшь?
— Я пью.
Фибус демонстративно поднимает кружку и делает большой глоток.
— Я имела в виду Сиб.
Мои друзья обмениваются взглядами, которые заставляют меня резко выпрямить спину. Небесное вино переливается через край кружки, промочив мой рукав, но я почти этого не чувствую из-за того, как громко стучит моё сердце.
— О боги, ты… ты и Маттиа…
Улыбка, которая растягивает губы Сиб, такая широкая, что обнажает все её белоснежные зубы.
— Срок ещё совсем маленький, но да, — она прижимает ладонь к животу, — Во мне растёт маленький полурослик.
Фибус подносит руку ко рту и притворяется, что шепчет мне: