Моё горло сдавливает, а пальцы сжимаются в кулаки и снова разжимаются.
Зрачки Лора сужаются до размеров булавочных головок, когда он слышит, каким тоном я это говорю. Или дело в том, что я выругалась? Он это ненавидит. Тёмное небо озаряет паутина ярко-белых молний, отчего рынок окрашивается в серый цвет, Юстус становится белым, а Лор чёрным как смоль.
Он, должно быть, не слышит, каким отчаянным стал мой голос, из-за громовых раскатов, потому что не приземляется. И когда его стальные когти ещё сильнее впиваются в руки Юстуса, я кричу:
Моя грудь приподнимается и опускается от резких вдохов.
Его голос звучит как-то неправильно — он холодный, карающий. Именно таким тоном он разговаривает со своими врагами, но не со мной.
Он спускается на землю, отпускает Юстуса, и мой дед наконец-то может коснуться сапогами земли. Бедный Юстус, которому и так уже очень больно, падает на колени.
Я гневно смотрю на этот мелкодушный поступок Лора и не удостаиваю его ответом.
— Даже не смей снова меня так хватать, Рибав! — кричит Юстус.
Его лицо покраснело, точно солнце светило на его бледную кожу в течение многих дней.
— Я пошёл против своего народа, чтобы помочь твоему!
— А я-то надеялся обрести немного мира и солнца, — бормочет Фибус, когда дождь начинает грохотать по потолку, защищённому магическим барьером. — Моё лицо теперь такое же бледное, как и задница, которую теперь можно использовать как фонарь.
Я понимаю, что Фибус пытается поднять всем настроение, но я, мать его, так зла, что его шутке не удаётся разогнать тьму, царящую в моих мыслях и сердце.
Я начинаю идти в сторону Юстуса, но мой отец преграждает мне путь.
— Что происходит,
Я приподнимаю помеченную руку и выставляю её прямо перед его уставшими глазами.
Он хватает меня за запястье, приглядывается к моей ладони, и его брови сдвигаются вместе.
— Всё дело в татуировке?
Лоркан, должно быть, сообщает ему, что это не простая татуировка, потому что мой отец откидывает голову назад.
— Ты связал мою дочь с этим долбаным имбецилом, Росси!
Его лицо становится таким же фиолетовым, как в тот день, когда он узнал о нашей с Лором парной связи. Прежде, чем я успеваю сделать вдох, он подходит к Юстусу, а его ногти удлиняются и превращаются в когти.
Я бегу за ним, хватаюсь за его огромную руку и давлю всем своим весом на пятки, чтобы не дать ему умертвить генерала.
—
Его ногти розовеют и укорачиваются.
— Кахол Бэннок, СТОЙ!
Не знаю, что оказывает решающее влияние — тон моего голоса или то, что я назвала его полным именем, но он, наконец, перестаёт идти в сторону Юстуса, который продолжает держать спину ровно, даже будучи окруженный свирепыми оборотнями.
— Зендайя рассказывала мне, что Котёл запретил связывать кровь!
— Может и запретил, но он временно недееспособен, — говорю я.
— Что простите? — говорят одновременно Фибус и Сибилла.
— Когда Мириам заколдовала род Косты, Котёл так разозлился, что закрылся ото всех. По словам Мириам и Юстуса, он откроется только тогда, когда потомок Мириам уничтожит род Регио. Поэтому именно я должна снять заклятие.
— Бронвен?
Мой отец резко поворачивается в сторону своей невестки, и прядь мокрых волос падает ему на глаза, которые дико сверкают.
— Котёл разговаривает со мной, Кахол, значит, он не совсем закрыт.
— Я всё никак не могу понять, как испорченное настроение Котла связано с тем, что кровь моей дочери пришлось связать с кровью этого остроухого паяца?
— В крови Данте течет магия,
Он резко переводит взгляд на мои фиолетовые глаза.
— Он шаббианец?
— Нет, но в его крови есть шаббианская магия. Когда Мириам заколдовала род Регио, она не только сделала их невосприимчивыми к магии шаббианцев, но также изменила природу того, что течёт в их венах.
Целую минуту никто ничего не говорит, но затем Лор, видимо, нарушает тишину, потому что Юстус потирает висок и рычит: