Дом окон

Бывали, конечно, случаи – один или два – когда мужчина уходил к молодой любовнице еще при живой жене. В первом случае увлечение продлилось год, и мужчина вернулся в семью. В другом мужчина развелся со своей прежней любовью и женился на нынешней. И того, и другого называли проклятым дураком или проклятым старым дураком, где «проклятый» имел не только пренебрежительный оттенок, но и описательную природу. Понимаешь, они отдались похоти. Это не значит, что остальные люди были высоконравственными. Было достаточно детей, у которых не было ни единой общей черты со своими законными отцами. Но эти мужчины устроили представление – насколько я понимаю, они обнажили перед всеми свои тайные страсти. И вторая пара – те, чья интрижка закончилась свадьбой, – они прожили вместе почти пятьдесят лет; ему было девяносто, ей – семьдесят, и, по рассказам, они были вполне счастливы, но он так и остался проклятым старым дураком.

К чему я веду: первой реакцией моих родителей на то, что я уподобился проклятому дураку, бросив свою жену ради женщины, на тридцать лет моложе меня, да еще и моей бывшей студентки, был бы шок и ужас. Если бы они могли скрыть новость от семьи и друзей, то, я нисколько не сомневаюсь, так бы они и сделали. Знаешь, в наше время к подобному относятся с бо́льшим пониманием, но аппетит к скандалам остается неизменным. Кто не хотел бы посмотреть на падение великих; кто не хотел бы посмотреть, как знаменитый университетский профессор ведет себя как осел? Последствия моих действий с точки зрения общественных отношений, последствия для них – первое, о чем бы они подумали.

– И кем бы для них была я? Сирена, от чьей песни ты бросился на камни?

– Вероятно. Возможно. Но им было бы удобней обвинить во всем меня. Для них я был бы ученым Дон Жуаном, который, воленс-ноленс, соблазняет хорошеньких студенточек.

– Воленс-ноленс?

– Это такое выражение. Вполне приемлемое в рамках данного дискурса.

– Как скажешь.

– Думаю, для тебя бы родители прибегли к абсолютной, совершенно обескураживающей формальности. Для них ты стала бы предметом ужаса и восхищения, особенно для отца, который, напившись, начал бы травить неуклюжие намеки и неудачные каламбуры. Боже, я уже знаю, что бы он сказал. Мы приглашаем их в ресторан. Он успевает опрокинуть пару стаканчиков дома, а когда я беру куриную грудку, ухмыляется официантке и говорит: «Э-ге-ге, моему мальчику всегда нравились грудки – молодые и нежные».

– Фу.

– Мягко сказано.

– Значит, вот как могло было быть.

– В общем и целом, да. Мы бы с облегчением провожали их домой; они были бы только рады уйти. Они бы считали меня… Я чуть не сказал «чудовищем», что не совсем верно, но не так уж и далеко от истины. Я знаю, что сказала бы мама: «Разве мы с отцом так тебя воспитывали?» – и хотя едва ли родители советуют своим детям избегать романов и разводов в среднем возрасте, в каком-то смысле она была бы права. Я… Я бы вышел за пределы мира своих родителей. Этот поступок привел бы меня к отчуждению. Можно сказать, я бы открыл им скрытые глубины, но это были те глубины, о которых они не хотели и знать.

– А как же ребенок?

– Ребенок?

– Ребенок, которого я… Которого я потеряла. Если бы у меня не случился выкидыш, то что бы было тогда? Это бы что-то изменило?

Роджер уставился в потолок.

– Возможно. Поскольку он был бы причиной нашего брака, то, я уверен, пересуды бы долго не утихали. Но мама очень любила детей. И даже отца трогали подгузники и колыбельные. Когда он напивался, все было намного хуже. Он хватал любого ребенка в радиусе пятнадцати метров и начинал болтать всякую чепуху. Невнятно бредить. Поскольку после пяти или десяти кружек пива он был чрезвычайно напористым, но едва стоял на ногах, все родители новорожденных считали его главным источником беспокойства на семейных праздниках. Как-то раз он уронил моего кузена, Артура.

– Господи.

– Все закончилось хорошо – Артур отделался испугом. Его отец, дядя Эдвин, так разозлился, что замахнулся на отца, но тот сумел увернуться. За это он сломал дяде Эдвину нос.

– Какой кошмар.

– Семейные сборища – это всегда приключение.

– Мы бы и близко не подпустили его к нашему ребенку.

– А как бы мы его остановили?

– Дали бы ребенка твоей маме?

– Возможно.

– Ты же сказал, что она знала, как приструнить отца.

– Под этим я имел в виду, что, когда он бил ее, она давала сдачи, со всей силы.

– Ага. Не самый безопасный способ для ребенка.