Не знаю, как отнестись к таким признаниям. С недавних пор обороты речи, связанные со словами «вечность», «до и после смерти», меня настораживают. Я не доверяю им. Но я тоже не знаю, как сложится моя жизнь без Павла. Может быть, и я тоже обречена на череду серых суток. Во всяком случае, пока солнечных бликов в своей жизни я так и не заметила. Мое сердце разрывается. Я люблю Павла. Люблю его и ненавижу. Люблю и знаю, что буду ненавидеть еще очень долго. Смогу ли я его простить? Можно ли простить человека, лишившего тебя отца, семьи, дома? Пусть и из благих побуждений. Я не могу простить того водителя, с машины которого на мою маму упала каменная плита, хотя он в том был совсем не повинен. Но простить его я не могу.
А в нашей семье все более или менее наладилось. Виола со скрипом возглавляет холдинг, который сильно обмельчал и приносит дохода меньше раз в сто, чем мог бы. Но на жизнь, как вы понимаете, хватает. Она плачется все время, что ей невыносимо тяжело, и тоже разыскивает отца, и тоже пока безуспешно.
Виктория вернулась в Техас. Она организовала собственный журнал — толстый и очень авторитетный в кругах искусства. И очень горда своим детищем.
О судьбе Сергея Коновалова я ничего не знаю. Скорее всего, он продолжил обучение в Оксфорде, а может быть, уже и закончил его. Его связь с Викторией да и с нашей семьей прервалась.
Лидка вернулась к своему мужу. Тот, в свою очередь, вернулся на сцену. Эту лживую парочку я особенно ненавижу. Уж кто-кто, а Лидка вряд ли ввязалась в историю с призраком из благих побуждений. Скорее всего, искала острых ощущений для своей истеричной натуры.
Вован Паршин отделался легким испугом, хотя ожидал репрессий. Теперь он купил квартиру в Амстердаме и живет в ней с каким-то очередным своим дружком, кажется, модельером женского белья. Как подумаю, что мою пижаму создавали его руки, так неизменно тянет в душ. Простите мой сексуальный шовинизм, но знакомство с Паршиным вызвало у меня особое отношение к сексуальным меньшинствам.