…Интересно, присутствовал ли Ходорковский на том совещании в Белом Доме, где говорилось об управлении государственным имуществом в Российской Федерации? Путин заявил собравшимся, что отныне ничего от государства нельзя будет получить задаром. "А жаждущим ответим: Бог подаст!" Собственность должна приносить доход.
"В речи премьера было два ключевых момента – писал «Коммерсантъ» – жесткое противодействие попыткам пересмотреть итоги приватизации и господдержка эффективного собственника, как частного, так и государства".
…По намеченному тогда пути он и пошел впоследствии, избавившись от приставки и. о. так легко и безболезненно, словно бы никакой избирательной кампании и не было вовсе. К полному обалдению политологов, так и не понявших: а что, собственно, произошло?
Не понявших до такой степени, что в совершеннейшей растерянности главный национал-патриотический теоретик страны А. Проханов печатно взмяукнул ни много, ни мало – о происках самого Сатаны, который-де и "превратил чиновника провинциального масштаба в диктатора".
Поневоле вспоминается герой «Угрюм-реки», в схожей ситуации восклицавший: "Мистик мохнорылый, тварь!"
Ну, у Проханова все это было от бессильной обиды перед лицом напрочь поменявшейся жизненной ситуации, когда, хоть тресни, страна никак не желала приглашать А. П. в пророки и вожди, как ни старался. А самое, по-моему, для него обидное – это то, что «диктатор» наотрез отказывался собственными руками создавать «страдальцев». Проханов орал о происках Сатаны – а «оргвыводов» не последовало. Накропал истерически взвинченный антипутинский романчик "Господин Гексоген" – а его не то что не посадили, но и на червонец не оштрафовали. Лобызался с Березов-ским и, воодушевленный скорым приходом лондонских денежек, обещал всех раскатать – "диктаторский режим" опять-таки сохранял олимпийское спокойствие.
Впрочем, нежелание Путина мастерить собственными руками "безвинных страдальцев" проявилось еще раньше, в "деле Бабицкого". Поскольку эта фамилия уже стерлась из памяти многих, напомню: оный Бабицкий был "демократическим журналистом". То есть шатался по чеченским горам и лесам, дружески беседовал за чайком с "полевыми командирами", прокламируя их как бойцов за свободу и независимость. Когда его арестовали в Дагестане с фальшивыми документами, СМИ схожего пошиба выжидательно изготовились к могучему информационному залпу: подворачивался случай досыта покричать о тирании и зажиме свободной прессы. Как будто американцы, отловив в тылах расквартированных в Ираке войск своего Бабицкого с поддельным американским картоном (как выражался покойный Юлиан Семенов), стали бы поить его выдержанным виски, фотографироваться на память и устраивать вечера с девочками по вызову…
Однако Путин и тут проявил коварную суть: позвонил в Дагестан соответствующим службам и велел выкинуть арестанта за ворота к чертовой матери.
И вся либеральная орда, разинувшая было для воплей ротовые отверстия на максимальный распах, осталась в дураках. Всех до единого защитников вольностей прессы Бабицкий интересовал в одном-единственном качестве: в виде несчастного узника, гремящего ржавыми цепями на охапке гнилой соломы, к которому уже крались, перемигиваясь, хихикая и щелкая клещами, злые чекисты с засученными рукавами…
Вольный, как птичка, Бабицкий мгновенно стал никому не нужным. Московские знакомые мне рассказывали, как он еще какое-то время болтался по редакциям с предложением услуг, а его вежливо провожали за дверь: ну кому он нужен на свободе, без мрачных соглядатаев за спиной, без вырванных ногтей и с непоротой задницей?! Сенсации не вышло, Бабицкого забыли так стремительно, словно его и вовсе не бывало…
Вот тогда я и сказал себе: браво! Браво, господин полковник, это, без лести, высший пилотаж…
…Страна очень быстро почувствовала появление хозяина. Ту самую твердую руку на штурвале, которую отчего-то принято настороженно пугаться и на всякий случай поднимать шум до небес об угрозе демократии и прочих страшных вещах, будоражащих воспаленное сознание отечественного либерального интеллигента. Хотя, какую область человеческой деятельности ни возьми, понятия «штурвал» и "твердая рука" прямо-таки неотделимы друг от друга…
Буквально те же самые задачи, чуть ли не за четыреста лет до Путина, успешно решал кардинал Ришелье – не тот опереточный интриган, каким мы его помним по роману Дюма, а умнейший и крупнейший государственный деятель.