Дом сестер

— Мы гордимся тобою, — добавила Виктория.

— Но у нас большая проблема, — сказала Фрэнсис. — Мы прячем здесь мужчину, совершившего убийство, которого, вероятно, повсюду ищут.

— Это не было убийством как таковым, — запротестовала Виктория и повторила то, что она уже сказала у постели Петера: — Это была самооборона!

— Не при таком положении вещей, — поправила ее Фрэнсис, — не при данных обстоятельствах. Он прибывает в Англию как немецкий шпион и убивает гражданина Англии, чтобы избежать ареста.

— Люди не собирались его арестовывать, — возразила Виктория, — они хотели учинить над ним самосуд.

— Это он так думал.

— Но они ведь застрелили его товарища!

— Виктория, все это не будет иметь никакого значения. Он шпионил в пользу нацистов! Поэтому и прибыл сюда. Ни один человек не будет заинтересован в том, чтобы найти для него смягчающие обстоятельства. Нынешняя война слишком суровая. Погибло слишком много англичан. И слишком страшно то, что делают немцы!

— Он ведь также часть общей системы и не может так просто вырваться из нее, — возразила Виктория.

Это была удивительная мысль — если вспомнить, насколько поверхностные суждения обычно изрекала Виктория.

— Не знаю, как вы на это смотрите, — сказала Аделина, — но я не готова так запросто отправить этого молодого парня к палачам. Он ведь еще почти ребенок!

— Для тебя каждый моложе шестидесяти — ребенок, Аделина, — сказала Фрэнсис. — Этот «ребенок», конечно, не наивен и достаточно опытен, иначе его определенно не выбрали бы для этой операции.

— Мы вы́ходим его, — предложила Аделина. — Поставим его на ноги, а дальше он сам должен решать, что ему делать.

— Но это невозможно! — запротестовала Лора. — У него нет больше документов, он не сможет выехать из Англии. И, возможно, они ищут его с той фотографией, которая есть в паспорте. Он не сможет никуда пойти, если мы его выгоним. Как же ему быть?

— Это не наша проблема, — заявила Фрэнсис.

Лора и Виктория возмущенно посмотрели на нее.

— Наверное, нам надо отложить этот вопрос до тех пор, пока он не восстановится, — предложила Аделина. — Тогда мы сможем еще раз выслушать его. Давайте договоримся, что до тех пор мы ничего не предпринимаем и никому ничего о нем не рассказываем.

— Да, — одновременно произнесли Виктория и Лора.

— Хорошо, — присоединилась к ним, чуть подумав, Фрэнсис. Она допила свой стакан и встала. — Начиная с этого момента, мы становимся соучастниками. Всем вам должно быть понятно, что это может закончиться очень плохо. Мы можем сесть в тюрьму, а в худшем случае потеряем ферму.

Лора побледнела.

Еще продолжая говорить, Фрэнсис подумала, что сошла с ума. Зачем она делает такие безумные вещи?

— Мы не должны рассказывать об этом ни одной живой душе, — продолжила она убедительно, — никому! Лора, надеюсь, тебе не придет в голову написать об этом в письме Марджори…

— Конечно, нет! — обиженно ответила Лора.

Фрэнсис глубоко вздохнула.

— Чует мое сердце, эта история сломает нам шею, — сказала она с видом пророка, подумав: «Как хорошо, что Марджори уехала! Если б она была здесь, мне уже пришлось бы составлять завещание!»

В течение всего сентября фотография Петера то и дело появлялась в газетах. Он был легко узнаваем, каждый мог его быстро опознать. Документы, писали в газетах, были выданы на имя Фредерика Армстронга, но, вероятнее всего, он давно взял себе новое имя. Он был ранен в перестрелке и, вероятно, воспользовался медицинской помощью. Он — немец, прибывший в Англию для шпионской деятельности. При побеге он застрелил восемнадцатилетнего юношу.

— Восемнадцатилетний! — воскликнула Фрэнсис. — Это не делает ситуацию проще…

— Я бы предпочел, чтобы этого не случилось, — ответил Петер.

Он поправлялся, к нему возвращались силы и здоровье. Немец с удовольствием и ненавязчиво старался делать все необходимое по дому и помогать женщинам всем, чем мог: починил лестничные перила, покрасил оконные рамы, укрепил разболтавшиеся половицы на первом этаже, привел в порядок стоки в ванной…

Фрэнсис с восторгом реагировала на все это.

— Вы, наверное, родом из такой семьи, где есть мастера на все руки, — сказала она. — Как вы всему этому научились?

Штайн как раз в это время сколачивал стеллаж, который Аделина давно мечтала иметь в кухне. Он выпрямился и посмотрел на свою работу.

— У моего отца была пара железных принципов, один из которых заключался в том, что даже если у тебя для всего есть слуги, ты непременно должен быть в состоянии справляться со всем самостоятельно. С раннего детства он учил моих братьев и меня различным ремеслам, которыми прекрасно владел сам, а их было немало.

— Было?

— Мой отец умер. В тридцать восьмом году. От рака легких.

— А ваши братья? Сколько их?

— Двое. Старший погиб под Москвой, младший не вернулся из Франции.

— Значит, у вашей матери остались только вы?

— У меня есть еще младшая сестра. Она ровесница Лоры. Сейчас она единственная, кто остался у матери.