Дом скитальцев

– О господи! Как вы смотрите? Это что такое? – Теперь он говорил со мной по-новому, без осторожности, как со своим. – Вот, вот это? – Он ткнул пальцем. – Это знак военного ордена, Георгий. Мой дед был кавалером полного банта Георгиевского креста.

– Ваш дед? Маскарад… Это же вы!

– Конечно я… – Он насмешливо фыркнул. – Смотрите. Как следует смотрите.

Я принял картонку из его руки. Картонка, конечно! Как я не заметил сразу? Плотный картон цвета какао, виньетка и надпись: «Фотографiя Н. Л. Соколовъ. Смоленскъ».

– Смотрите на обороте…

Я прочел: «Урядникъ Никифоръ Гришинъ, 19 22/III 06 г.». Потрясающее сходство!

Он снова фыркнул, пробормотал что-то и вынул из кармана бордовую книжечку. Пропуск.

– Раскройте!

«Гришин Ромуальд Петрович»… Печать. Все правильно. Но фотография была не та – довольно щуплый, интеллигентного вида человек в очках, молодой, чем-то похожий на моего хозяина, но явно не он – только лоб и глаза похожи. Другой подбородок, скулы… И уши не расплющены, они торчали себе в разные стороны, и нос не сломан…

– Не пойму я вас, – сказал я со всей доступной мне решительностью. – Зачем-то вы меня морочите… Вы-то кто? Вы не Гришин, на документе совсем другой человек. Кто вы?

– Гришин. Ромуальд Петрович. Врач-психиатр, с вашего разрешения.

– Не верю.

– Как хотите. Кто ж я, по-вашему?

– Я хочу это выяснить. Почему вы себя выдаете за другого?

– Ах, Дима, Дима! Фотография деда заверена казенной печатью. Какой-то там казачий полк. Он – Гришин, как по-вашему? Сходства вы не отрицаете?

– Не верю, – сказал я. – Подделка.

– Пагубная привычка, – сказал он тихонько, – верить документу больше, чем человеку. Губительная привычка. Как следствие – ничему вы не верите, даже документу…

Я пропустил это мимо ушей и задал главный вопрос:

– Зачем вы это все затеяли? Отвечайте! Только бросьте притворяться психом!

Я приготовился сбить его с ног, если он попытается вскочить и броситься на меня. Он был тяжелей меня, зато я моложе лет на двадцать и в отличной форме. Я твердо решил: не дать ему даже обернуться.

И опять он отбил мою мысль. Так вратарь отбивает мяч – еще с угла штрафной площадки. Он сказал:

– Дима, я не собираюсь нападать на вас. Оружия не имею. Вот мои руки, на столе.

– Почему вы читаете чужие мысли? Кто…

– …мне позволил? Все правильно. Боже правый, вы мне позволяете, кто же еще? Стереотипно вы думаете, и у вас все написано на лице. От физика я ждал большего… мм… большей сообразительности. По логике детективного романа я должен теперь попытаться вас убрать – так, кажется?

– Ну, так…

– Вас плохо учат в вашем институте, – сказал он свирепо, – логике не учат! Таким, как на пропуске, я был до опыта. – Он поднял пропуск за уголок. – Таким, понимаете.

Я вздрогнул – пропуск упал на стол и закрылся со слабым хлопком, а Ромуальд Петрович вдруг пробормотал что-то неразборчивое и жалобное и оглянулся. Глаза смотрели, как из маски.

Вот когда я пришел в настоящий ужас. Так было со мной на маскараде в детском саду. Ощеренные волчьи маски прикрывают милые привычные лица, и надо напрячься и сжать кулачки, чтобы увидеть эти лица, а кругом волки, лисы, зайцы косоглазые…

Живая маска шевелилась вокруг беспомощных глаз… Я вскрикнул:

– Нет!

Он опять смотрел на картину. Девушка среди клеверов под широким небом. Он ответил:

– Пугаться не надо. Мой опыт, мой риск. Как видите, предлагая вам опыт, я ничего не скрываю.

– Нет, я не пойду…

– Страшно?

Я молчал.

– Понимаю вас. Конечно страшно. Теперь безопасность гарантирована. Я нашел метод возврата – после случая с Егором. Уже Васька возвращался дискретными подвижками во времени… Шагами, понимаете? По всей лестнице предков. Получилось хорошо. Кот как кот. Вы видели. Затем я изготовил большой браслет и пошел сам, но кончилось это нехорошо… В нашем роду сердечные болезни – наследственные…

Он все смотрел на картинку. Может быть, его дед любил эту девушку… или отец? Может, это была совсем чужая девушка? Не знаю…

– Видите ли, Дима. При движении время размыто, как шпалы, если смотреть из вагона на ходу. Какие-то микросекунды я был одновременно во втором поколении, и в первом, и в нулевом, своем. Надо было случиться, чтобы именно внутри этих микросекунд у меня начался сильный приступ, с судорогами, и я упал с кресла, и оборвался браслет. Процесс остановился. К счастью, это коснулось лишь внешности… – Он дотронулся ладонью до своего изувеченного уха. – Я никогда не занимался боксом. Никогда. Дед Никифор был цирковым борцом и боксером.

Я спросил идиотски:

– Как же на работе? Вас узнали?

Он положил ладонь на грудь:

– Какая теперь работа!.. По моим подсчетам, мне осталось… немного. Это дело успеть бы кончить, и все.

Он встал, массивный, как бегемот, и поднял полы пиджака.

– Смотрите, Дима… У меня нет времени, чтобы купить новую одежду.

Рубашка, та самая, что на пропуске, была на спине неаккуратно разрезана и разошлась, открывая голубую майку.

Стоя передо мной с задранным пиджаком, он прохрипел:

– Сердце не выдержит опыта. Нагрузка на сердце изрядная. А вы здоровый человек, Дима.