Дом темных загадок

– Ну, в общем… – София опустила голову. – Честно сказать, с ванной – это была его идея. Я встретила его сегодня утром на пробежке. – Она с опаской переводила взгляд с одного на другого. – Но Беккер и Николетта ничего не знают об этом.

– О, легко могу себе представить, что это идея Себастиана, – говорит Том язвительно.

– Нет, все не так, как ты думаешь! – возмущается София. – С раздеванием – это была моя идея, это просто помогло включить ваше воображение. – Она улыбается, но не выглядит уверенной. – Себастиан даже поспорил, что я не смогу такое провернуть, но проиграл, а я выиграла эту ставку.

– Ну, теперь в любом случае роль мертвяка в нашей команде окончательно закреплена за тобой. – Филипп яростно трясет головой. – Я уже сыт по горло нашим бездельем. Народ, давайте наконец приступим. Лично вы мне до лампочки, но я хочу поехать в Австралию. У кого-нибудь будут предложения, с чего начать?

Мы снимали тяжелые картины, что было непросто, потому что всякий раз приходилось взбираться по лестнице, а рамы некоторых полотен были привинчены к стене шурупами. Взмокшие, мы решили открыть окна, но оконные рамы были намертво закрашены, и мы не смогли их сдвинуть и на миллиметр. А комната тем временем превратилась в сауну.

Мы разворачиваем картины к стене, чтобы не смотреть на них. Работа тянется мучительно медленно, а я раздумываю, как бы слинять, чтобы продолжить исследовать замок. Вдруг Филипп привлекает к себе внимание. Он как раз снимает последнюю картину.

– Народ, здесь что-то странное! – кричит он с лестницы.

Он достает из модных джинсов перочинный нож и царапает что-то. Краска и штукатурка осыпаются, и тут же лезвие со скрипом задевает металл так, что мы все вздрагиваем.

– Здесь какая-то крышка, – объявляет Филипп.

Да, теперь и я замечаю. Четырехугольник, размером с дверцу сейфа или духовки. Филипп пытается загнать клинок между крышкой и стеной.

Мы с Томом тоже влезаем на лестницу в надежде что-нибудь рассмотреть, но только раскачиваем конструкцию и мешаем Филиппу. Наконец у него получается. Крышка поддается и открывается с металлическим щелчком, перед нами – черная дыра в стене.

Филипп пытается заглянуть внутрь и выхватывает из кармана связку ключей, на которой висит фонарик. Он освещает отверстие.

– Что там? – София приподнимается на цыпочках.

Филипп не отвечает. Его лицо приобретает странное выражение, которое я не могу никак трактовать. Он спускается, протягивает мне фонарик и позволяет первой заглянуть в дыру.

Темнота. Ничего, кроме темноты и, возможно, плесени. Потом я опускаю луч фонарика и замечаю, что там, в темноте, – крошечная комнатка без окон. На полу лежит предмет, который, очевидно, был когда-то матрацем, а на противоположной стороне – дверь, над которой висит распятие. Ручку отвинтили, а на самой двери нацарапаны фразы, молитвы и призывы о помощи множества пленников.

Ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия (Второе послание к Тимофею святого апостола Павла 1:1.7)

– Слово «темнота» пишется по буквам т-е-м-н-о-т-а. – Она шептала и пыталась сконцентрироваться. – «Страх» пишется по буквам с-т-р-а-х, но нет никакого смысла бояться.

Здесь, во мраке комнаты, она стала увереннее. Она глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз.

– Это пишется по буквам у-в-е-р-е-н-н-а. Ты скрыта здесь, как Иона в чреве кита. А чем он там питался? «Голод» пишется по буквам г-о-л-о-д.

Она обхватила колени руками и подумала о своей бабушке и о сырных клецках, которые та часто готовила зимой по воскресеньям. В памяти всплыла большая темно-синяя форма для запекания с клецками, от которых в нос бил сливочный сырный дух. Она слышала тихое шипение, видела аппетитную золотисто-румяную сырную корочку и поджаренный на сливочном масле лук. Потом бабушка брала широкий нож, делила все на равные порции и ложкой раскладывала по тарелкам дымящиеся клецки. Агнесса чувствовала аромат и даже ощущала, как во рту тают нежные клецки, смешиваясь с расплавленным сыром и жареным луком.

Невольно она облизала сухие губы. После смерти бабушки она не ела ничего подобного. Но девочка не жаловалась, она пообещала себе, что никогда больше не будет ныть. Только если останется непорочной и чистой, она сможет вступить в Христианский девичий союз.

Бабушка очень бы ею гордилась.

– «Бабушка» пишется по буквам б-а-б-у-ш-к-а.

«Ты живешь, дитя мое, – говорила она, – ты живешь, и это все, чего хотели твои родители. Думай о том, что нытье не поможет делу и ничего не изменит. Если уж станет совсем туго, молись Богу и пытайся понять, почему он хочет тебя проверить. Есть Божий промысел на твой счет, и вообще для всех нас. Один хороший план. Поэтому тебе никогда не стоит бояться».

– «Бог», – шепчет она, – пишется по буквам Б-о-г.

Агнесса улыбнулась, она знала наверняка, что слово пишется с большой буквы Б. И все же ей не удалось заставить умолкнуть злой голос внутри, который роптал и твердил, что бабушка такого не сказала бы, если бы встретила тетю Гертруду. Агнесса больно ущипнула себя за ладонь, потому что эта еретическая мысль посещала ее уже не в первый раз.