Дом Цепей

В поле его зрения появился новый объект. Он приближался. Мерцающий, мутно-зеленый, плотный и странно искривленный. Тело, будто пойманное в момент изгибания. Обнаженное, крутящееся вокруг самого себя… звездный свет проносится по лицу, как капли дождя.

За ним другое, сломанное — нога и рука отрезаны, но сопровождают его в тихом, покорном полете сквозь пустоту.

И еще одно.

Первый гигант пролетел, кувыркаясь, мимо Геборика; ему почудилось, будто можно протянуть руку и провести по гладкой поверхности — но он понимал, что в действительности фигура находится очень далеко. Показалось лицо — слишком совершенное для человека; глаза открыты, выражение малопонятное, хотя Геборик подумал, что оно означает покорность судьбе.

Теперь их были десятки. Все появлялись из одной точки в чернильных глубинах. У каждого своя поза. Некоторые разрушены, представляют собой лишь груды обломков; некоторые совсем целы. Армия, выплывающая из черноты.

Но безоружная. Тела нагие, лишенные признаков пола. Совершенство черт — пропорции, идеальные лица — подсказывало бывшему жрецу, что эти гиганты никогда не были живыми. Они конструкции, статуи, хотя ни одна не походит на другую.

Он озадаченно следил за их полетом. Потом ему пришло в голову, что можно повернуться и поглядеть, не пропадают ли они в другой неизмеримо далекой точке, не лежит ли он на берегу нефритовой реки.

Движение не потребовало усилий.

Он развернулся кругом, увидел…

… и закричал.

Крик не породил звука.

Громадная — невообразимо громадная — окаймленная красным рана протянулась через черноту; по краям вырывались языки пламени. Сквозь рану проносились щупальца ураганов хаоса.

Гиганты спускались в ее пасть. Один за другим. Чтобы исчезнуть. Понимание озарило разум.

«Через это в мир был притянут Увечный Бог. Через это… этот ужасный разрез. А гиганты… следуют за ним. Как армия за командиром.

Или армия преследующая».

Неужели все гиганты появляются в его мире? Это казалось невозможным. Тогда они находились бы везде, их неизбежно видели бы все. Нет, рана слишком велика — гиганты, исчезая в ней, становятся крошечными искрами. Рана, способная поглотить тысячи миров. Десятки, сотни тысяч.

Может быть, всё это — галлюцинация, порождение вызванной чаем лихорадки?

Но такая почти мучительная ясность, такое жестоко странное видение… он верил в его истинность. Возможно, это та часть истины, которую может воспринять мозг, сформировать разум — статуи и раны, бури и потопы, вечное море звезд и миров…

Миг концентрации — и он снова плыл лицом к бесконечному шествию.

Затем двинулся к ближайшему гиганту.

От него остался лишь торс, оторванные ноги и руки вращались сзади. Масса проносилась мимо — слишком громадная, слишком быстро. Внезапная паника охватила Геборика; он мог глядеть внутрь тела, словно внутри был мир, по величине сравнимый с его родным миром. Очевидность была ужасной, устрашающей.

Фигуры. Тела, как у него. Люди, тысячи и тысячи. Они пойманы статуей. Пойманы… кричат, лица искажены страхом.

Множество лиц, наплывающих на него. Открытые в безмолвном вопле рты — крики предупреждения, голода, страха? — он не мог знать. Если они действительно кричат, звуки не доносятся наружу.

Геборик добавил к ним собственный безмолвный вопль и повелел себе сдвинуться с пути статуи. Ему показалось, что теперь все ясно: это пленники, погруженные в камень, запертые в непостижимой муке.

Он оказался сзади, отброшенный волной крутящегося тела. Он кружился и кружился… пока взгляд не уловил движение впереди.

Рука.

Палец, будто нацелившийся его раздавить.

Он заорал, когда палец коснулся…

Контакта не было, но чернота ушла, и море стало изумрудным. Холодным как смерть.

Геборик обнаружил себя в скопище воющих, дергающихся фигур.

Звук оглушал. Некуда двигаться — тела сдавили со всех сторон. Он не мог дышать.

Еще один пленник.

Голоса вонзались под кости черепа. Слишком много, на языках, которые он не мог узнать и тем более понять. Звуки молотили его, словно волны на штормовом пляже, взлетали и опадали… ритм ускорялся, зелень запятнали проблески красного. Повернуть голову он не мог, но и так понимал: пропасть готова поглотить их.

Тут ниточка слов дошла до его слуха, и он понял смысл сказанного.

— Ты пришел оттуда. Что мы найдем, Безрукий? Что лежит за провалом?

Второй голос прозвучал громко и надменно: — Что за бог владеет твоими руками, старик? Скажи мне! Даже их призраки пропали — кто держит тебя за руки? Скажи мне!

— Богов нет, — бросил третий, женский голос.

— Это по-твоему! — злобно зашипел еще кто-то. — В твоем жалком, пустом, презренном мире!

— Боги рождены верой, а вера мертва. Мы убили ее великой мудростью. Ты слишком примитивен…

— Убить богов нетрудно. Самое лёгкое убийство… И это не мера мудрости. Даже не мера цивилизованности. Воистину равнодушие, с которым наносятся смертельные удары, само рождено невежеством.

— Или забывчивостью. В конце концов, важны не боги, а возможность выйти из себя, увидеть себя со стороны, обретая добродетель…

— Склониться перед Порядком? Слепой глупец…

— Порядок? Я говорю о сострадании…