Дом тысячи дверей. Часть 1

Да, В. свалял дурака, или был недостаточно осторожен, или излишне доверчив, но все его сожаления не прибавят ему теперь ни капли сил для того, чтобы бороться за свою жизнь, наоборот — пустые терзания только ослабляют В. Нет, злость никак не поможет ему выбраться из этой комнаты. А что поможет? Что если он попробует поговорить с Мистером? Наверняка тот сейчас наблюдает за В.!

Немного ободренный внезапно осенившей его догадкой, В.

вскочил с кровати, закутавшись в одеяло, (потому что его трясло от холода). «Куда же, куда, — бормотал он, — где это может быть?» — он бродил по комнате, оглядываясь по сторонам в поисках невидимой видеокамеры, через которую его мучители наблюдают за ним. Наконец решив, что камера должна быть где-то наверху, он вышел на середину комнаты и, задрав голову вверх, глядя в потолок, произнес:

— Я знаю, что вы меня видите, — голос был хриплым и немного визгливым одноврЕменно. В. прокашлялся и продолжил: — Господа, я ни минуты не сомневаюсь, что вы видите и слышите меня. Спешу вас приветствовать, — В. поклонился, при этом обернутое вокруг тела и накинутое на плечо одеяло придавало ему сходство с ринским патрицием, выступающим перед Сенатом. Он счел нужным добавить в свой монолог нотки сарказма: — Отдаю должное Вашей заботе обо мне. Столь прекрасное жилище, — он обвел рукой комнату, — вы предоставили в мое распоряжение. Но даже пребывая в столь прекрасных условиях, я тем не менее продолжаю нуждаться в воде и пище. Увы, господа! Может быть я ненароком ввел вас в заблуждение, и вы приняли меня за того, кто именуется у вас безъедом. Прошу прощения, господа, но я вынужден вас разочаровать: я не безъед! — В. нашел в себе силы даже выдавить подобие улыбки. Он продолжил:

— Уважаемый Мистер! Хоть я и немало наслушался от вас в высшей степени занимательных речей, но все же я не избегнул греха чревоугодия и вынужден питать свою бренную плоть водой и хлебом. Я был бы рад доставить вам удовольствие и питаться только воздухом, но увы, — В.

пожал плечами и развел руками, — я не в силах изменить законы природы.

Я не позволю себе, господа, и слова упрека, ибо не могу даже помыслить о том, что в постигнувшем меня несчастье есть хоть толика чьего-то злого умысла. О нет! Столь милосердны ваши сердца и столь светел разум, что я не допускаю и мысли о том, что вы могли воспользоваться моим доверием и лишить меня воды и пищи намеренно. Я склонен видеть только досадное недоразумение в сложившихся обстоятельствах. И я смиренно прошу вас, господа, исправить эту нелепую ошибку, — и В. склонился перед воображаемыми слушателями в глубоком поклоне. — Протяните руку помощи страждущему, многоуважаемые господа, и вызволите меня из этой темницы, куда я, быть может, заточен лишь собственной глупостью, — и В. опять склонился в поклоне. Но когда он пОднял голову, в его глазах не было и следа смирения. Они злобно сверкали.

— Довольно! — закричал В. — Хватит паясничать, и без того я достаточно долго служил вам поводом для веселья. Что? — ехидно осклабился В.

, пялясь в потолок. — Довольны? Сладили? Всего у вас навалом, только не хватает таких болванов как я, с которыми вы можете делать все что угодно! Что? Поймали кайф, наблюдая за глупой мушкой которая попала за стекло? А? Каково чувствовать себя богом? Чудесно, не так ли? Захотите — и я сдохну тут, а захотите — так протяну еще немного! Ну так иди сюда, иди сюда, ты, паршивая морда! Что ж ты там спрятался за стенкой, а? Иди сюда, сюда иди! Неужто кишка тонка посмотреть в глаза своей жертве? — В. бил себя кулаком в грудь.

Когда он только начинал свою пламенную речь, то был вполне спокоен, но теперь так завелся, что не мог остановиться. Он все выкрикивал ругательства и вызывал Мистера на бой, но ответом ему была гробовая тишина. Наконец, В. угомонился. И то потому только, что ему пришла в голову мысль о том, что мерзкому старикашке понадобится время, чтобы добраться со своего наблюдательного поста до этой комнаты. Хотя изначально В. не хотел ссориться с Мистером, а наоборот, намеривался смиренно попросить его об освобождении, но теперь он был даже рад тому, что излил душу. Есть все-таки маленькая надежда на то, что эта гневная тирада проняла Мистера и он явится сюда, чтобы разобраться с В.

И В. стал ждать.

Тянулись минуты и часы, но В. по-прежнему был один. Никто не пришел. Вспыхнувший было огонек надежды окончательно потух. В. был почти уверен, что Мистер не слышал обличительной речи В. Ничем, ничем, ни слезами, ни словами, В. не сможет изменить своей участи. Все то же, опять то же — бесконечное мучение и больше ничего. Если он и сможет заснуть, то завтра проснется для того только, чтобы опять страдать в угоду этим извращенцам. Для него нет выхода. Никакого. Никогда, никогда он не выйдет из этой комнаты. Никогда. Все кончено. Никогда.