Дом у янтарной сосны

Кира подъехала к знакомому месту и чуть не зажмурилась от неожиданности. Воплощенный в реальности, ее сон производил довольно сильное впечатление. Она даже тихонько ущипнула себя – не спит ли. Такой же невысокий забор, аккуратный вход, отмеченный возвышающейся рядом сосной, зеленая лужайка во дворе и сам дом... Дом абсолютно преобразился. Можно сказать, до неузнаваемости. Но точнее – до узнаваемости, потому что Кира узнала его. Да, именно так он выглядел в ее бредовых идеях! Она уже была здесь много раз. Она знала это место и каждой клеточкой кожи наслаждалась знакомым ощущением. Так бывает, когда после долгого отсутствия возвращаешься домой. Хочется обнять каждый кустик, прильнуть щекой к двери, обнять весь дом. Свой дом!

Алекса не было видно. Очевидно, он ждал ее внутри. Кира медленно прошла к двери по выложенной плиткой тропинке, все еще боясь, что реальность рассеется и окажется очередным сном. Она едва ступала, едва прикасалась ко всему. Казалось, прикоснись она чуть сильнее – и все исчезнет, развеется, как иллюзия, как мираж. Она постучала, намеренно не нажимая на звонок. Не хотелось трезвонить на весь дом, пугать его своим шумным появлением. Она хотела познакомиться с домом в тишине, без лишних звуков, чтобы ничто не мешало прочувствовать его атмосферу.

Алекс открыл дверь и с порога принялся о чем-то деловито отчитываться, показывать бумаги. Кира предупреждающе подняла руку.

– Ш-ш-ш.

Алекс замолчал. Но не обиженно, а так, словно понял ее состояние. Он тихо отошел в угол, уселся в кресло и предоставил ей время и пространство, чтобы охватить все взглядом, впитать в себя атмосферу дома, комнат, обстановки, цвета. Она растворялась в своей мечте. Алекс завороженно смотрел на ее счастливое лицо и чувствовал, как у него перехватывает дыхание. Она была так красива в своем счастье! Ему даже стало обидно, что он не является частью этого счастья. Она упивалась своей мечтой, и ей не надо было делиться этим ни с кем, даже с ним. Когда-то он тоже жил с ней в этом стремлении к мечте, они вместе делали этот дом, он играл на ее идеях, как на струнах, и черпал вдохновение в ее уверенности, что все получится именно так, как она видела во сне. Ему не надо было спрашивать, получилось ли у него уловить ее фантазию. Он видел, что это именно так.

Пока Кира кружилась по комнатам, прикасаясь к стенам и порхая пальцами по глади высоченных окон, Алекс перебирал ключи и думал, что видит этот дом в последний раз. Он и сам успел влюбиться в свое творение. Каждую деталь, каждую мелочь он подбирал так, словно от этого зависит самое важное в его жизни. Скольких усилий ему стоило не видеться с Кирой, знают только он и Груня, убиравшая за ним бутылки выпитого пива и виски и считавшая дни, гадая, когда же кончится этот черный период. В чем причина депрессии, ей и спрашивать не надо было. Как говорил устами своего героя-кота Булгаков, «домработницы все знают... это ошибка думать, что они слепые».

Чего уж скрывать – поначалу новая пассия Саши Груне не понравилась. Опытный женский глаз моментально уловил разницу в возрасте, а так же твердость ее характера. Она решительно заключила, что такая дамочка в момент возьмет мальчика в оборот, превратит в подкаблучника, сделает своим хвостиком и в итоге бросит, разбив сердце. А если не бросит, то посадит в клетку своих пут, не давая сделать и шагу. Саше она, естественно, ничего этого не говорила. Груня знала, что нравоучений в своей жизни он хлебнул сверх нормы. Марта Феоктистовна сделала все, чтобы детство сына превратилось в череду поучений, нотаций, бесчисленных занятий, вспышек пугающей материнской любви и опеки, таких же внезапных вспышек агрессии от неудовлетворенности жизнью, объятий, сменяющихся подзатыльниками, перебранок с мужем на глазах у сына и настойчивого желания объяснить ему, как взрослому, что все это делается исключительно ради его блага, во имя его счастья и достойного будущего.

Груня все эти годы была безмолвным свидетелем смятого в комок Сашиного детства и пыталась лишь своей ничего не требующей взамен любовью компенсировать странность его существования. Когда он ушел из дома, Груня совершенно не удивилась. Она даже подспудно ждала чего-то подобного – взрыва, бунта, протеста. Больше всего боялась, что мальчик сделает с собой что-нибудь нехорошее. По телевизору то и дело мелькали сообщения о подростках, которые бросились с крыши многоэтажки, повесились, и прочие ужасы. Иногда она даже украдкой проверяла, что Саша делает в своей комнате, все ли с ним в порядке. И когда он сбежал, она облегченно вздохнула. Если хватило сил вырваться, значит, хватит сил и выжить. Правда, она думала, он пойдет к отцу, но Марта, буквально помешавшаяся после его ухода, сообщила, что у отца его нет и вообще нигде нет. Через неделю они получили от него письмо, сообщающее, что он, мол, жив-здоров, уехал на Север, просит его не искать.