Дом у янтарной сосны

Он сидел в саду интерната, в инвалидном кресле, к которому с помощью самодельных приспособлений было прикреплено подобие мольберта с подставкой для красок. И рисовал. Со стороны казалось, что он делает какую-то специальную гимнастику для рук, настолько сложны и тяжелы были его движения, но, приглядевшись, можно было убедиться, что движения эти для мальчика привычны и совершенно не напрягают его. Напротив, он упивался процессом, был полностью, безоговорочно погружен в свое творчество.

Кира сначала наблюдала издалека, потом подошла поближе – он не замечал ее и продолжал рисовать. Совершенно немыслимым образом зажав кисть в скрюченных пальцах, мальчик выводил что-то на листе бумаги, голова его практически не двигалась, лишь взгляд быстро-быстро бегал с объекта на мольберт, как бы фотографируя. Она взглянула из-за его спины – наброски яблоневого дерева поражали контрастными красками и акцентами. Тень от ее головы упала на рисунок, и мальчик повернулся к ней, характерно скривив шею.

– Меня зовут Сережа, – улыбнулся он мягкой застенчивой улыбкой.

– Сережа Тинин?

– Да. – Удивление отразилось в его глазах.

– А меня Кира. Ты очень красиво рисуешь. Я видела твои рисунки у Майкла.

– Понравились?

– Очень.

Он опять застенчиво улыбнулся:

– Я люблю рисовать. Только мало.

Говорил Сережа не совсем внятно, видимо, язык плохо слушался его. Но понять, что он говорит, можно было без особого труда.

– В каком смысле – мало?

– Иногда слишком холодно. А в комнате рисовать темно. А еще... – Сережа прищурился и мечтательно посмотрел на небо, запрокинув голову. – Еще я хотел бы учиться. По-настоящему, у мастера.

Кира присела рядом с ним на корточки.

– А почему ты думаешь, что это неисполнимо?

– Никто к нам не придет учить. У нас и класса для рисования нет. Дарья Матвеевна говорит, что на это денег спонсоры не дают.

Сережа, как и большинство детей, перенесших тяжелое заболевание, рассуждал совсем по-взрослому и оттого вызывал еще большую щемящую жалость, смешанную с восхищением.

– Мне повезло – мне вот это кресло подарили, и мольберт помогли приспособить. А хотите, я вам тоже картину напишу? Вы очень красивая.

Он опять улыбнулся своей милой улыбкой, взглянув исподлобья на Киру.

– Конечно, хочу!

– Договорились. Тогда эту яблоню я посвящу вам.

– Я польщена. Правда. Ты очень хорошо рисуешь, даже и без мастера.

Кира пожала его руку и поразилась, насколько хрупко его рукопожатие. И как он умудряется орудовать кистью – просто поразительно! Позже, от директрисы, она узнала Сережину историю. Родился он совершенно здоровым, родители умерли рано, погибли в автокатастрофе, и его отправили к бабушке в деревню. Там он заболел в пять лет воспалением легких, и деревенский врач не нашел ничего лучшего, чем назначить ребенку лошадиную дозу сильнейших антибиотиков. После этого Сережа стал хуже ходить, ноги не слушались его. Поначалу это было не сильно заметно, болезнь прогрессировала постепенно, врачи затруднялись поставить диагноз, лечили все подряд, назначали лечебную гимнастику, а процесс тем временем медленно поражал нервную систему. Через два года он уже не мог передвигаться самостоятельно, требовалась инвалидная коляска, он стал плохо говорить, и только руки более или менее слушались хозяина, но сколько усилий он прилагал для этого! Старенькая бабушка не справлялась с ним, и местные власти помогли устроить мальчика в специализированный интернат, где таким деткам помогали как могли.

И вот тут-то и открылся у ребенка его дар. Сережа, утративший способность разговаривать как прежде, заговорил красками. Сначала это были простенькие рисунки, потом – все сложнее и сложнее. Ребенок словно ожил – и речь стала налаживаться, и интерес к жизни появился. Учителя замечали, что во время творческого процесса у него настолько обостряются чувства, что он начинает видеть мир так, как обычным людям недоступно – особые краски, особый свет. Да и от картин его словно исходил свет.

– Вот только сам он все недоволен, – вздохнула Дарья Матвеевна, – все хочет учиться технике рисования профессионально, а мы не можем ему этого дать. И как послать его в художественную школу – тоже не знаем. С его заболеванием его ни в одну спецшколу не возьмут. Он ведь ухода требует, а кто ему сиделкой будет?

Кира пробормотала в ответ, что постарается поспрашивать среди знакомых, что можно сделать, но на самом деле плохо представляла себе, чем может помочь. Найти художника-волонтера куда сложнее, чем носителя иностранного языка. Да и нет в интернате условий для этого. Прав Сережа – кто же будет ездить сюда ради одного мальчика? Хотя можно ведь целую группу собрать – если заинтересовать, может, и другие дети потянутся.

Дарья Матвеевна показала Кире классы.

– Если мы наладим преподавание иностранных языков, то можно будет один из классов переоборудовать именно под эти уроки.

Она даже уже присмотрела один из классов.

– Что вы думаете? Повесим плакаты, магнитофон поставим, телевизор для программ обучающих, может, компьютеры выпросим у спонсоров, хоть самые старенькие, и то пойдут.