Дом у кладбища

Глава LXXX

О ТОМ, КАК ДВОЕ ЗНАКОМЫХ, ОКАЗАВШИСЬ ВМЕСТЕ НА КЛАДБИЩЕ, ВНЕЗАПНЫМ И ПОРАЗИТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ СТАНОВЯТСЯ ДРУЗЬЯМИ, А МИСТЕР ДЕЙНДЖЕРФИЛД В МЕДНОМ ЗАМКЕ ВЫКУРИВАЕТ ТРУБКУ И РЕШАЕТ, ЧТО ПОРА НЕМОМУ ЗАГОВОРИТЬ

В воскресенье Мервин, после окончания проповеди и благословения, вознамерился расспросить священника, куда мог отправиться его клерк (чьи обязанности временно исполнял объемистый елейный заместитель, нанятый в Дублине; тучность и пыхтенье нового церковнослужителя составляли разительный контраст гибкой фигуре и глубокому раскатистому голосу отсутствующего). Мервин прогуливался по кладбищу и ожидал, когда рассеется паства, а доктор, сняв облачение, покинет церковь.

Он читал в дальнем углу кладбища эпитафию на большой черной плите — плита эта все еще там, — в которой резчик извещал мир живых, что внизу покоится «в Бозе» несколько поколений семейства Лоу. Пока Мервин, как свойственно людям меланхолическим, предавался раздумьям, к каковым располагали даты и суетные надписи на надгробиях, его рукава коснулась тонкая белая рука. Он обернулся, ожидая увидеть серьезно-наивное, приветливое лицо священника, но вместо этого обнаружил со странным содроганием бледную физиономию и блестящие очки мистера Пола Дейнджерфилда.

— Гамлет на кладбище! — заговорил белоголовый джентльмен с двусмысленной игривостью, весьма похожей на насмешку. — Я слишком стар, чтобы изображать Горацио, но, оказавшись рядом с принцем, произнесу все же, с его позволения, несколько дружеских слов — без велеречивости, уж как умею.

Мервин ощутил, что его существо инстинктивно отвращается от близкого соседства с этим странным человеком. Полагаю, их натуры и устремления были резко различны, противоположны друг другу. Ледяным серебром отливал «gelidus anguis in herba», [60]в кладбищенской траве, который приблизил свою зловещую голову к самому его уху.

Лоб «Гамлета» слегка порозовел, а в глазах, устремленных на недвижную фигуру собеседника, застыл опасный огонек. Однако это безотчетное чувство быстро исчезло, и Мервин произнес холодное и печальное приветствие.

— Я подумывал, мистер Мервин, — любезно сказал мистер Дейнджерфилд, — наведаться после церкви в Дом с Черепичной Крышей, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение и просить о пятиминутной беседе, но, застав вас здесь, взял на себя смелость тут же к вам и обратиться.

— Мистер Дейнджерфилд, если я могу чем-нибудь вам служить… — начал Мервин.

Дейнджерфилд с улыбкой поклонился. В улыбке мистера Дейнджерфилда, при всей его учтивости, сквозил оттенок превосходства, который Мервин воспринимал как едва ли не оскорбительный.

— Вы ошибаетесь, сэр. Благодарю от всей души, но я не намерен злоупотреблять вашей любезностью, а прошу всего лишь уделить мне две-три минуты внимания. Я должен кое-что вам сказать, сэр; это я искренне стремлюсь вам служить. Насколько это в моих силах. А речь идет просто-напросто о том, что я вспомнил об одном обстоятельстве, которое вы, не исключено, сумеете как-нибудь использовать.

— Весьма признателен, сэр… весьма, — горячо проговорил Мервин.

— Очень рад быть полезным, сэр. Дело касается Чарлза Арчера. После нашей с вами встречи я вспомнил о документе, относящемся к его смерти. Этот документ имеет юридическую силу, и подписан он по меньшей мере тремя джентльменами. Один из них — сэр Филипп Дрейтон из Дрейтон-Холла; он был с Чарлзом Арчером во Флоренции во время его последней болезни. Возможно, там есть и моя подпись — не помню. Документ был составлен по желанию самого мистера Арчера — чтобы уладить некоторые обстоятельства, которые могли бы вызвать толки и бросить тень на его семью.

— Не припомните ли, какого рода это был документ?

— Да, отчасти. Я совершенно уверен, что вначале там шло свидетельство о смерти, а далее, как мне кажется, было добавлено, согласно его последней воле, заявление, которое нас удивило и даже, вероятно, поразило до глубины души. Я говорю «кажется», так как знаю, что такое торжественное заявление было сделано устно, но не уверен, что его вписали в ту бумагу, о которой я говорю. Не сомневаюсь, речь шла о каком-то преступлении, это было признание, но в чем — никак не вспомню. Если вы расскажете, что вы имеете в виду, это, возможно, освежит мою память. К примеру, об упомянутой бумаге я никогда бы не вспомнил, если бы не наша недавняя встреча. Мне трудно сказать в точности, вернее, не могу даже предположить, о каком преступлении там говорилось: о подлоге или о лжесвидетельстве?

— Дело вот в чем… — начал Мервин и смолк, поскольку не был уверен, что даже такое, вполне невинное, признание не поставит под удар Айронза. Дейнджерфилд слегка склонил голову и, к его смущению, молча внимательно слушал.

— Я… я подозреваю, сэр, — продолжил Мервин, — что имело место лжесвидетельство.