Дом, в котором совершено преступление (Рассказы)

- Уж так тебе нужен этот снимок, а?

Ливио почувствовал в вопросе какую-то коварную, вызывающую нотку, но не придал этому значения и ответил, не отрывая глаз от отверстия:

- Очень нужен, потому что его можно очень здорово продать.

- А может, есть и другая причина?

Вот она, посыпанная гравием площадка в глубине сада. Ливио видел фасад виллы, окрашенной в красный цвет вазоны с лимонными деревьями, расставленные вдоль дорожки, обрамленную белым мрамором дверь под легким черепичным навесом. Немного правее двери выдавалась передняя часть огромного американского автомобиля, черного, сияющего всеми своими никелированными частями, очень похожего на катафалк. В мертвенном освещении сирокко мелкий белый гравий на площадке мерцал и переливался так, что, глядя на него, плыло в глазах. Ливио отвернулся и спросил с внезапным раздражением:

- Какая еще там другая причина?

Жена бродила вокруг кучи мусора в лихорадочном и угрожающем возбуждении, словно зверь в клетке. Она резко обернулась:

- Ты что думаешь, я не понимаю?

- Что?

- Тебе нужен этот снимок, чтобы иметь предлог познакомиться с ней, шляться сюда, а потом, глядишь, и стать ее любовником.

От изумления Ливио некоторое время не мог вымолвить ни слова. Наконец он медленно произнес:

- Ты так полагаешь?

- Конечно, - сказала она нерешительным и в то же время упрямым тоном, словно поняв абсурдность обвинения и в то же время решившись во что бы то ни стало стоять на своем.

- Ты и вправду думаешь, что я, Ливио Миллефьорини, голоштанный фотограф, или, как теперь говорят, "папараццо" *, мечтаю стать любовником кинозвезды, всемирной знаменитости, миллиардерши, у которой к тому же есть муж и еще куча претендентов?

* Словом "папараццо" презрительно называют в Италии фотографов, преследующих знаменитых людей, преимущественно киноактеров.

Круглое детское личико жены, более надутое, чем когда-либо, выражало одновременно нерешительность и упрямство.

- Ну да, я так и думаю, - в конце концов дерзко сказала она и, отшвырнув ногой жестянку, продолжала: - Ты что думаешь, я не заметила сегодня, как ты был недоволен, что я собралась идти вместе с тобою? А как ты радовался в прошлые разы, когда я говорила, что не пойду!

- Но, Лучия...

- Тебе нужен предлог, чтобы встретиться с ней. Снимешь ее, потом ей позвонишь, познакомитесь и начнете крутить любовь.

Ливио посмотрел было на жену, но тут же поспешно приник к глазку: ему показалось, что на площадке кто-то задвигался. Но это была не звезда, а два больших пуделя грязно-белого цвета, почти такого же, как гравий; повозившись, игриво покусывая друг друга, они помчались за угол дома и исчезли. Ливио снова обернулся к жене и произнес с глубоким убеждением:

- Ты спятила. Теперь я понимаю, почему у тебя сегодня лицо распухло. Это тебя ревность распирает.

- Нет, я не спятила. А еще я пользуюсь случаем сказать тебе: мне надоело, надоело, надоело!

Ливио подумал, что, пока дива не показывалась, стоит сделать несколько интересных снимков. Внезапно он заметил на верхней ступеньке крылечка, перед дверью, что-то блестящее. Присмотревшись через объектив, он увидел, что там стоят два бокала и бутылка виски. Быть может, звезда экрана с мужем сидела здесь накануне вечером, попивая виски и глядя на полную луну, встающую над кипарисами Аппиевой дороги. "Бокал виски при лунном свете на крылечке - вот и подпись", - подумал Ливио, щелкнув затвором и сразу же перекручивая пленку. За его спиной снова послышался голос жены, повторявшей:

- Да, мне до смерти надоело.

- Что тебе надоело?

- Все и прежде всего ты сам. Если бы ты хоть любил меня. Но ты меня не любишь. Всего два года, как мы женаты, а ты бегаешь за всеми женщинами.

- Да когда же это?

- За всеми женщинами бегаешь; и потом, если б ты меня любил, я бы еще могла терпеть некоторые вещи, а теперь они мне невыносимы.

- Какие такие вещи?

- Какие? Сейчас я тебе выскажу, слушай. Меблированная комната с окном во двор, без отдельного входа, с общей кухней. Езда на автобусах и трамваях, обеды в закусочной стоя. Мы ходим в третьеразрядные киношки, телевизор смотрим в баре. А потом, гляди, гляди!

Ливио посмотрел; было что-то притягательное в этом отчаянном голосе. Встав на кучу мусора, жена приподняла юбку и показала ему заштопанный подол комбинации и зашитые чулки на стройных ногах.

- Гляди, белье у меня в клочьях, чулки в дырках, туфли стоптанные, это платье я ношу два года. Ребенок у нас завернут в тряпки, вместо колыбельки ящик. Мало тебе этого?

Хмурясь, Ливио попытался оправдаться:

- Я ведь так недавно начал. Все деньги пришлось потратить на студию. Теперь я начну зарабатывать, увидишь.

Но жена больше не слушала его.

- А потом, я должна тебе сказать, что мне твое занятие не нравится.

Ливио снова приложил лицо к глазку меж роз. Теперь стеклянная дверь под черепичным навесом была распахнута и на крыльце появился лакей в белой куртке. Он наклонился, поднял бокалы и бутылку и исчез. Ливио сфотографировал и лакея, перезарядил аппарат, обернулся и сказал с нарастающим раздражением:

- Не нравится мое занятие? Чем это? Занятие не хуже всякого другого.