Дом, в котором жила бы Эля

Когда на гитаре играла Эля – было волшебство, мы слышали настоящую музыку, мы видели, как гитара в её руках превращалась в нечто мистическое: из неё вылетали звуки, которые мы слышали раньше только на кассетах, дисках, звуки, которые нам казались простыми. Когда же за гитару брались мы – волшебство осыпалось. Будто бы до этого момента в комнате летали разноцветные бабочки, а стоило кому-нибудь из нас забрать Элькину гитару себе – бабочки выцветали, становились серыми и разом падали на пол, а потом, под наше бряцанье, превращались в пепел и окончательно исчезали. Серьёзно, то, что мы извлекали из гитары, – было похоже на звуки консервных банок, которые привязали к хвосту несчастного кота. Естественно, кот бегал по комнате, пытался избавиться от этого кошмара, но звук его пугал больше, чем эти странные штуки на хвосте. Вот так я себя чувствовала, пытаясь что-нибудь сыграть – кот с консервными банками на хвосте. Однако ударить в грязь лицом мне не хотелось, я боялась быть лузером в этой тусовке, а ещё мне очень хотелось быть похожей на Элю. Она умеет всё: рассказывать, петь, играть и даже рисовать. Мне хотелось стать её лучшей подругой, хотелось остаться с ней навсегда…

Рассказать о такой волшебной учительнице я могла только бабушке, так как родители оставили меня с ней, а сами уехали чёрт знает куда. Бабушке не верилось, что такие учителя ещё есть, потому что я мастерски врала. Будучи наслышанной о продлёнках, которые когда-то существовали в советское время и перестали существовать у нас, зная о том, как раньше учителя приходили домой, чтобы побеседовать с родителями или помочь с уроками, я выставляла Элю в своих рассказах в выгодном свете – она нравилaсь бабушке. Таким образом, чтобы уйти к Эле с ночёвкой, мне не приходилось врать.

– Ба, я к Эле, – и бабушка спокойно меня отпускала к ней; а ещё бабушка говорила, что Эля намного лучше моей матери.

Один раз бабушка встретилась с моей волшебной классной руководительницей на родительском собрании, и с тех пор я могла оставаться у Эли на недели и месяцы: она понравилась бабушке еще больше.

Дела с музыкой шли плохо: парни уже с лёгкостью брали баррэ, а я едва могла переключаться с одного аккорда на другой. Сабле было плевать на гитару, она изначально заявила, что ходит с нами к Эле за компанию, да и ходила она редко. Прищепка же не собиралась жертвовать своими ногтями ради музыки.

– Мне бы хотелось побывать на вашем концерте, – как-то внезапно заявила Эля в очередной вечер. Мы переглянулись, не понимая, о чём она говорит: все школьные мероприятия обычно планировались на весну, и вряд ли она могла их пропустить по долгу службы.

– Так в апреле…– напомнил Вий.

– Нет, я хочу побывать именно на вашем концерте, – когда Эля так улыбалась: и хитро, и загадочно – мы уже понимали, что она вовлекает нас в очередную интересную игру. – Что, если, – продолжала она, – вы сыграете, а девчонки прочитают стихи под музыку? – мы молчали и не знали, что ответить. – Может быть, кто-то умеет что-то ещё?

– Китя рисовать умеет, – сдала меня тут же Прищепка. – Она ходила в художественную школу.

– Ходила? А сейчас не ходишь? – Эля мгновенно переключилась на меня.

– Нет, у бабушки нет денег, чтобы оплачивать занятия, – мне почему-то было стыдно, хоть это была и не моя вина, да и у многих из наших не было денег, чтобы ходить на какие-нибудь кружки или курсы.

– У тебя есть что-нибудь уже нарисованное? – Элю наше с бабушкой материальное положение нисколько не удивило, она не стала строить из себя какую-нибудь мать Терезу, которая вдруг оплатит мне обучение в художественной школе, слова о деньгах и вовсе будто пролетели мимо её ушей.

– Ну, немного, – а я вспоминала свои наброски, которые копились в ящике стола в доме бабушки.

– Вот и здорово, приноси завтра, мы оформим твою выставку здесь, – заключила Эля, а по моей спине пробежал холодок, к тому же Прищепка не могла не прокомментировать такое решение.

– Выставка Кити? – она даже ухмыльнулась, потому что лучше других знала, что и с рисованием у меня складывалось всё очень печально: я не могла обогнать свою вечную соперницу по художественной школе, она всегда была лучше меня.

– У меня тоже есть несколько картинок, оформим совместную выставку, – продолжала Эля как ни в чем не бывало.

– А мы что, должны стихи учить? – Саблю всегда всё раздражало и раздражает до сих пор, она вообще единственная, кто сам не понимал, что делает в этом доме и зачем сюда приходит.

Эля тогда поднялась со своего места, молча прошла на второй этаж, мы, конечно, косо смотрели на Саблю, думая, что она обидела нашу классную.

– Когда я жила в городе, – Эля остановилась на втором этаже и, опираясь на перила, смотрела на нас сверху вниз, – мы с друзьями часто устраивали квартирники: кто-то пел, кто-то читал стихи, кто-то просто играл на гитаре или фортепьяно, а остальные слушали. Вы можете попробовать, я вас не заставляю.

Она замолчала и снова спустилась к нам.