Дом в лазурном море

– Я хотел, чтобы они верили, что в этом мире много хорошего. Когда они приехали сюда, их жизни были разбиты вдребезги. И чем меньше они знали бы обо мне, тем для них лучше. Им следовало сосредоточиться на собственном исцелении. А я…

– Они могли бы увидеть в тебе товарища по несчастью.

– Департамент запретил раскрывать правду. Это было частью сделки, одним из условий, на которых они позволили мне заново открыть приют на Марсии.

– Почему?

– Феникс может… я могу гореть ярко и не знаю, есть ли этому предел. Возможно, я сумел бы сжечь и само небо. Они не видели способа обуздать эту силу и хотели, по крайней мере, надеть на меня намордник. Страх и ненависть возникают из-за невозможности понять, что…

– Это не оправдание, – отрезал Линус. – Тот факт, что ты способен на что-то неподвластное другим, не означает, что другие могут тебя так оскорблять.

Артур неловко пожал плечами:

– Так они показали, что держат меня на поводке. Напоминание: если захотят, они в два счета все у меня отберут. Чарльз предупреждал: если до него когда-нибудь дойдет слух, что я нарушил свое обещание, или если даже он это лишь заподозрит, он сразу пришлет человека для инспекции. И приют закроют.

– Это несправедливо.

– Несправедливо. Жизнь вообще часто несправедлива. Но мы подстраиваемся, мы позволяем себе надеяться на лучшее. Потому что жить без надежды – все равно что не жить совсем.

– Ты должен рассказать детям. Им нужно знать, кто ты есть.

– Зачем?

– Им нужно знать, что они не одни! – воскликнул Линус. – Что магия существует там, где мы меньше всего этого ожидаем. И что они в состоянии стать теми, кем хотят быть!

– Неужели?

– Да! И хотя сейчас это трудно, все может измениться. Талия сказала мне, как ты ей говорил: чтобы изменить умы многих, нужно начать с мыслей нескольких.

– Она так сказала? – Артур улыбнулся.

– Да.

– Я не думал, что она меня слушала.

– Конечно, они слушают! – раздраженно сказал Линус. – Они прислушиваются к каждому твоему слову. Потому что видят в тебе семью. Ты их… – Он замолчал, тяжело дыша. Инспектору не положено так говорить. – Ты их отец. Ты сказал, что любишь их больше жизни. Пойми: они относятся к тебе так же. Разве может быть иначе? Посмотри, сколько ты для них сделал!

У Артура задрожали губы. Он опустил голову. Его плечи тряслись.

Линус хотел утешить его, хотел крепко обнять и прижать к себе, но он не мог двигаться. В голове кружился вихрь мыслей. Он зацепился за единственную сейчас ясную.

– Когда… когда я вернусь, я сделаю все возможное, чтобы объяснить это Чрезвычайно Высокому Руководству. Что остров…

Артур вскинул голову:

– Когда вернешься?

Линус отвернулся:

– Моя командировка подходит к концу. У меня есть дом. Жизнь. Работа, которая теперь важнее для меня, чем когда-либо. Ты на многое открыл мне глаза, Артур. Ты и дети. Я всегда буду вам за это благодарен.

– Благодарен, – повторил Артур. – Конечно. Прости. Вообразил себе… Ты хороший человек, Линус Бейкер. Для меня честь с тобой познакомиться. Мы постараемся, чтобы твоя последняя неделя на острове стала незабываемой. – Он сделал шаг к лестнице, но затем остановился. – И клянусь тебе, мысли обмануть тебя или воспользоваться твоей добротой никогда не приходили мне в голову. Не могу выразить словами, насколько ты замечательный. Наверное… это как пуговицы для Теодора. Если спросить его, почему он их так любит, он ответит тебе, что просто потому, что они есть.

Артур быстро поднялся по лестнице и исчез.

Линус смотрел на опустевшую комнату. Воздух был теплым, и ему казалось, что он все еще слышит потрескивание огня.

16

Будь жизнь Линуса кинофильмом, его последнюю неделю на Марсии следовало бы снимать в холод и дождь, а в небе сгустились бы серые тучи, символизируя мрак на душе.

Однако было солнечно. Небо и море сияли лазурью.

В понедельник Линус сидел на уроках. Утром он слушал, как дети обсуждали Великую хартию вольностей, а после обеда – «Кентерберийские рассказы»[4]. Сэл был раздосадован тем, что книга осталась неоконченной, и Артур поведал им о «Тайне Эдвина Друда»[5]. Тогда Сэл поклялся прочитать опубликованные главы и придумать собственный финал.

Линус подумал, как было бы интересно однажды прочитать его текст.

Во вторник с пяти до семи он сидел с Талией в саду. Она начала волноваться, понравятся ли Хелен ее растения.

– А вдруг мой сад недостаточно хорош?

Линус даже не заметил, что она говорит на гномьем языке.

– По-моему, твой сад замечательный.

– Замечательный! – скептически проворчала Талия. – Господи, Линус, вот спасибо тебе. Прямо гора с плеч!

Он погладил ее по макушке:

– Не скромничай. Тебе совершенно нечего бояться.

Она с сомнением оглядела свой сад:

– Правда?

– Правда. В жизни не видел ничего более красивого.

Она залилась румянцем, частично скрытым бородой.

В среду Линус отправился с Фи и Зоей в лес. Он не надел галстука, и его рубашка была расстегнута у горла. Не надел и ботинок – было приятно ощущать под ногами мягкую траву. Зоя объясняла Фи, что гораздо важнее ухаживать за уже растущими деревьями и цветами, чем создавать новые.