Дом в Порубежье

Вместо ответа мальчик попытался проскочить к трапу, но дед вытянул свою длинную ручищу и перекрыл ему путь. В результате Небби был поставлен в угол, а дед Закчи, положив полурыбу-полуконя к себе на колени и куря для успокоения послеобеденную трубку, задумчиво гладил ее. Вскоре он выбил трубку и, протянув руку, привлек к себе мальчика.

— Небби, малыш, — серьезным, но добродушным тоном произнес он, — подойди и попроси у Неда прощение, и ты получишь ее обратно.

Однако негодование Небби еще не успело остыть; да и, кроме того, стоя рядом с дедушкой, он видел здоровенную вмятину на краске в том месте, куда угодил сапог Неда, и сломанный хвостовой плавник, отлетевший при ударе бедной полурыбы-полуконя о низкий фальшборт судна.

— Нед — порочная свинья! — заявил Небби, испытывая новый прилив гнева против машиниста насосной установки.

— Замолчи, мальчик, — сурово произнес дед. — У тебя была возможность исправиться, и ты ею не воспользовался, а сейчас я преподам тебе урок, который ты, клянусь, запомнишь!

Он поднялся, взял под мышку полурыбу-полуконя и, положив руку на плечо Небби, прошел к трапу. Через минуту они уже были на палубе. Тут дедушка еще раз превратился из веселого и дюжего великана в каучуковое чудище с куполообразной головой. Потом с медлительностью и торжественностью, приличествующими приведению страшного, но справедливого приговора в жизнь, он под пристальным взором побледневшего Небби крепко затянул на шее полурыбы-полуконя шкимушку.

Покончив с этим, дедушка встал и с полурыбой-полуконем под мышкой подошел тяжелым шагом к борту. Затем он начал медленно спускаться по деревянным ступенькам штормтрапа, и через минуту над водной поверхностью были видны только его плечи и медный шлем. Небби с мукой в глазах смотрел вниз, где едва мог разглядеть полурыбу-полуконя. Она обязательно уплывет. Затем исчезли дедушкины плечи и наконец его большая медная голова; и лишь по дрожанию штормтрапа и скользящим вниз воздушному шлангу и спасательному тросу можно было догадаться о том, что там, в мрачных водных сумерках, кто-то есть (дед часто говорил мальчику, что на «морском дне всегда вечер»).

Небби раз или два сухо, ужасно, горлом всхлипнул, а затем в течение четверти часа лежал животом на сходне, молчаливо и настороженно глядя в воду. Несколько раз ему казалось, что у самой поверхности воды плывет, как-то странно покачиваясь, какое-то существо, и он тут же начинал тихо напевать:

И вот мы под водой, ребята,Где скачут дикие кони,Кони с хвостамиГромадные, как старые киты,

И прыгают вокруг один за другим,И когда говоришь «тпру!»,Эти дьяволы удирают!

Но эти строки, по-видимому, не оказывали чарующего действия на полурыбу-полуконя, и она не всплывала наверх, поэтому он, пропев их, замолкал — и так раз двенадцать. Мальчик ждал дедушку. Он питал слабую надежду, что дед привязал веревочку к коню для того, чтобы тот не мог уплыть, и что, возможно, поднимется наверх с ним. Он попросит, думал мальчик, у Неда прощения, но только если дедушка поднимется обратно вместе с полурыбой-полуконем. Вскоре дедушка просигналил, что возвращается наверх, и Небби, дрожа от волнения, наблюдал за тем, как медленно наматываются на барабаны воздушный шланг и спасательный трос. Вот, словно в дымке, показался огромный купол шлема с воздушным шлангом, соединявшимся под обычным «потешным» углом прямо с верхом купола (это был шлем старой конструкции). Затем шлем разрезал поверхность водной глади, и рябь на воде помешала мальчику что-либо разглядеть. Но вот из воды показались огромные дедушкины плечи, и мальчик увидел, что с ним нет полурыбы-полуконя. Небби побледнел. Дедушка и впрямь отпустил ее. На самом деле дед привязал ее на морском дне, чтобы она не могла предательски всплыть на поверхность, к крепким корешкам водорослей; однако для Небби он действительно «ожил» и уплыл. Дедушка шагнул на палубу, и Бинни снял с него шлем, а Нед в последний раз медленно повернул рукоятку насосной установки.

В этот момент Небби повернулся и посмотрел на Неда. Его маленькое решительное лицо было бледно, а в синих глазах полыхало настоящее пламя. В тот миг Нед был приговорен! И вот в тот момент, когда он собирался привести в исполнение свое намерение, он услышал, как дедушка сказал Бинни:

— Да, я крепко привязал его шкимушкой.

Небби, вдруг охваченной сладостной надеждой, неожиданно утратил желание убивать. Он поколебался мгновение между только что пришедшей смутной мыслью и стремительно убывающим стремлением отомстить. Новая, смутная мысль обрела более четкие очертания, и он, склонившись к ней, через минуту, забыв о достоинстве, подбежал к деду Закчи:

— Она ожила, деда? — задыхаясь, спросил он со свойственным детям пылом и надеждой.

— Да! — посуровев на глазах, ответил дед Закчи. — Для тебя, малыш, она потеряна. Она все плавает и плавает кругами.