Читаем Дом вампира и другие сочинения полностью

Опубликованное три года спустя эссе «Семеро против человека» (Seven Against Man; 1941) показало, что позиция автора заметно изменилась. «Семь мятежных духов нанесли человеческому сознанию раны, которые могут оказаться смертельными: Галилей, Лютер, Руссо, Дарвин, Маркс, Фрейд, Эйнштейн», — заявил былой апологет свободомыслия, психоанализа и теории относительности: «Галилей лишил человека достоинства, Лютер — морального закона, Руссо — дисциплины, Дарвин — божественности. Маркс поставил под угрозу собственность. Фрейд убил любовь. Оставался один мост в бесконечность, один выход — абстрактная наука. Пришел Эйнштейн, и всё стало "относительно"», — суммировал Вирек, хотя сам Эйнштейн предупреждал его против подобной трактовки. Воздав хвалу национал-социализму (с оговоркой, что это не «всеобщая панацея») и Гитлеру — «самому динамичному воину, государственному деятелю и законодателю нашего времени, если не всех времен», автор счел нужным заявить: «Коллективизм как конечная цель несовместим с человеческим достоинством. Коллективизм, если только он не примет неведомые сейчас формы, означает конец любого прогресса и низводит человека до состоянии насекомого, которое не изменится за миллионы лет и которое платит за упорядоченную жизнь полной потерей индивидуальности».

К моменту написания эссе Джордж Сильвестр уже сделал выбор и сжег мосты. Весной 1939 г. редакция журнала «Liberty» — его основного «кормильца» — ультимативно потребовала публично осудить нацистов и поддержать «Новый курс». Вирек отказался и остался без работы, но летом, во время поездки в Европу, работа нашлась. 20 июля он подписал контракт с мюнхенской газетой «Muenchner Neueste Nachrichten» и стал ее корреспондентом с жалованьем 500 долларов в месяц, за что должен был готовить еженедельные обзоры ситуации и дайджесты американской прессы и не реже раза в месяц присылать статьи на политические и экономические темы. 27 сентября Вирек заключил договор с Германской информационной библиотекой, созданной в 1936 г. при генеральном консульстве в Нью-Йорке, обязавшись за 500 долларов в месяц составлять и редактировать еженедельный информационный бюллетень «Facts in Review». Оба контракта были зарегистрированы в Госдепартаменте. С этого момента Вирек официально стал пиарщиком Третьего Рейха, хотя, вероятно, понимал, что это означает конец его репутации как независимого и все еще уважаемого писателя и журналиста.

Как ни оценивать эту работу, она протекала в рамках закона. Однако Вирек не ограничился журналистикой и развернул бурную деятельность на Капитолии среди так называемых «изоляционистов», точнее «антиинтервенционистов» — противников курса Рузвельта на участие в войне на стороне Англии и Франции[3]

. Его задачей было — как и за четверть века до того, но в несравненно более сложных условиях, — на время удержать США от вступления в войну или хотя бы от оказания военной помощи Лондону и Парижу.

Прорузвельтовская, леволиберальная и коммунистическая пресса называла изоляционистов «пособниками агрессоров», ссылаясь в том числе на их близость с «платным нацистским агентом». Понимая уязвимость своего положения и одиозность репутации, Вирек сотрудничал с ними на условиях строгой конфиденциальности. Он готовил статьи и речи для сенаторов и конгрессменов, передавал им материалы для включения в стенограммы, оплачивал выпуск оттисков их выступлений в десятках тысяч экземпляров по низким государственным расценкам и бесплатно рассылал их по всей стране, пользуясь почтовой привилегией Конгресса. С юридической точки зрения и это не нарушало закон. Вирек еще в книге «Сеющий семена ненависти» указал на удобство почтовой привилегии для ведения пропаганды, но сенаторам и конгрессменам следовало поставить в вину то, что они отдали предоставленное им право в руки агента иностранной державы. Предание гласности этих фактов в ходе судебного расследования в 1941–1942 гг. не только отправило Вирека в тюрьму за сокрытие истинного характера своей деятельности, но и поставило крест на политической карьере его партнеров — сенаторов Бёртона Уилера, Джеральда Ная, Роберта Рейнольдса, конгрессменов Гамильтона Фиша, Стивена Дэя и других, лишившихся мандатов на очередных выборах.

3 октября 1941 г. Вирека вызвали в суд для дачи показаний о нацистской пропаганде. 8 октября он был арестован и получил обвинительное заключение. Не признав вину, он внес залог и в тот же день вышел на свободу — как оказалось, не надолго. Слушание дела началось 16 февраля 1942 г., после нападения Японии на Пёрл-Харбор и вступления США в войну с Германией. Несмотря на выступления сенаторов и конгрессменов в его защиту, исход был предрешен. Признанный виновным, Вирек 13 марта был приговорен к тюремному заключению на срок от восьми месяцев до двух лет по каждому из трех пунктов обвинения — максимальное предусмотренное законом наказание.

Смех в аду

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее