По крайней мере, ее кровать была на месте. Простыни, одеяла и подушки тоже никуда не делись. Понятно, что кровать из до-Дикенсоновских времен в любом случае не исчезла бы, но белье и подушки были относительно новые. Возможно, происходящее с домом затрагивает только значимые предметы? Перепуганная, с колотящимся сердцем Элизабет разделась, забралась под одеяло, задула свечу и закрыла глаза. Лежа в темноте, она старалась себя успокоить. Слишком долго она прожила в одиночестве – в этом все дело. Она позволила одержимости прошлым взять верх над здравым смыслом. Конечно, утром к ней вернется разум, и все придет в норму.
Но утро не наступило.
Она проснулась в кромешной тьме, и вначале не могла поверить своим глазам, ведь она проспала самое меньшее восемь часов. Зажгла свечу, встала, подошла к окну. Чернота лежала перед ней, сплошная чернота, без единого просвета, без малейшего проблеска.
Стоя возле оконной рамы, она вдруг осознала, что в доме очень холодно. Неужели электрокотел перестал работать? Надев голубой халат, она поспешила вниз. Гостиная была, как холодильник, кухня – как морозильная камера. Освещая дорогу свечой, Элизабет спустилась в подвал. Электрокотел исчез так же, как и водопроводные трубы и электропроводка.
Ну что ж, по крайней мере чайник у нее полон воды.
Она дрожала, отчасти от страха, но больше от холода. Вернувшись в кухню, затопила дровяную печь. Когда та разогрелась, отправилась в гостиную и разожгла камин. Стало теплее, и она немного успокоилась. Вспомнила, что на улице лежит снег, нашла на кухне кастрюлю и вышла на заднее крыльцо. Но свет свечи внезапно сжался в маленькую бледную полусферу, и Элизабет поняла, что видит вокруг себя не больше, чем на полметра. Холод стоял невыносимый, темнота пугала. Вдруг пришла страшная мысль: дом уже не стоит на земле, и если сделать шаг с крыльца, это будет шаг в пропасть. Содрогнувшись, она вернулась в кухню и плотно закрыла за собой дверь.
«А как же быть с дровами,– подумала она. – Если я не смогу попасть в гараж, откуда взять дрова? Как поддерживать огонь?»
Ответ был единственный – жечь мебель.
Надо сказать, реакция Элизабет на происходящее отличалась от реакции нормального человека. Она очень много времени провела в одиночестве, и потому сразу не подумала о том, что катастрофа, случившаяся с ней, могла случиться и с другими, и даже со всем миром. Когда эта мысль, наконец, пришла ей в голову, она поспешила в гостиную, впервые за долгое время желая услышать человеческий голос. Однако желание не могло осуществиться. На шерато- новском бюро не осталось ни пылинки, напоминающей о том, что там когда-то стоял телефонный аппарат.
Элизабет стояла неподвижно, изо всех сил сжимая кулаки.
– Нет, я не буду кричать,– сказала она. – Не буду. Нет.
Может быть, где-то в недрах дома сохранился радиоприемник, от которого она не успела избавиться? Может, его батарейки сохранили хотя бы немного заряда для того, чтобы поймать ближайшую станцию? Эта мысль подарила надежду, правда, совсем ненадолго. Она прекрасно знала: если приемник и был, то исчез, как телефонный аппарат и все, что несовместимо с эпохой Нельсона и Норы. Кроме того, даже если бы он каким-то чудом сохранился вместе с заряженными батарейками, то от этого все равно не было бы никакого толка: радиоволны вряд ли способны проникать туда, куда не проходит свет.
Проникать? Но сквозь что? Она нахмурилась, пытаясь во всем разобраться. Возможно, на уровне подсознания она понимает, что произошло, но подсознание не хочет мириться с неприятными фактами?
Элизабет закрыла глаза и постаралась представить себе ситуацию в виде образа.
Вначале она не увидела ничего. Потом постепенно перед внутренним взором возникла река. Широкая река, чьи воды неспешно текли меж размытых берегов. Посредине реки возвышалась скала. Камень был влажный, значит, совсем недавно его скрывала вода, но сейчас ее уровень опустился. Элизабет ждала еще каких-то деталей, но картинка не изменилась. Подождав еще некоторое время, она открыла глаза, так ни в чем и не разобравшись.
Огонь затухал, она подбросила еще поленьев. Вспомнила, что так и не позавтракала, пошла на кухню и сварила немного кофе. Подняла одну из решеток древней дровяной печи и пожарила кусок хлеба прямо на открытом огне. Еды
Позже она нашла в подвале старый топор, принесла его наверх и начала рубить мебель на дрова, как обычно сохраняя то, что старше. Точно так же она поступила с книгами – на растопку пустила издания, которые, как и отправившаяся в топку мебель, принадлежали эпохе Нельсона и Норы. Взяв в руки томик Эмили Дикинсон «Дальнейшие стихи», она на секунду замешкалась, но потом решительно положила книгу на стопку других, подготовленных для сожжения.