Рин продолжала крушить мертвеца.
Конечность за конечностью, кость за костью. Она расчленяла тварь, отделяла кости от доспехов, рубила и колола все, что могла, пока не обнаружила, что задыхается, что пот льется со лба и жжет глаза, и издала ужасный клич, рев презрения и вызова, на который никто не ответил.
Ее сердце бешено стучало, тело дрожало от страха и адреналина. Дыхание тяжело вырывалось из груди, повисая облачками пара в холодном ночном воздухе.
Только теперь Рин заметила, что поранила пальцы. Кровь вяло сочилась из-под треснувшего ногтя. Одна за другой давали о себе знать и остальные раны – синяки и ссадины выше запястий, ноющая боль между лопатками.
– А где второй? – спросила она.
– Не знаю. – Эллис сделал полный оборот на месте, не убирая палец со спускового рычага арбалета. – Наверное, убежал обратно в лес. Ты цела?
– Вроде бы.
– Так что же… случилось? – наконец спросил Эллис. Его голос звучал сипло, словно он кричал и сорвал его. Возможно, так и было.
Рин перевела взгляд на то, что осталось от твари. Обломки старых костей, изрубленные ржавые доспехи.
– Они напали.
– Это я уже понял. – Еле заметная улыбка скользнула по губам Эллиса. – Но по твоим рассказам можно было принять дома костей за бродяг, а не за погибшую армию.
Рин казалось, будто мир перевернулся, а она силится прийти в себя.
– А они и не армия. Не должны быть ею.
Эллис встал на колени рядом с домом костей.
– А на этом доспехи. Причем хорошие, я видел такие в Каэр-Аберхене. Этот человек был снаряжен так, будто шел воевать. – Он поднял взгляд на Рин. – Каким-нибудь армиям случалось проходить через эти леса? Может, это дезертиры?
Она поспешно покачала головой:
– Никто не отправил бы армию в этот лес, – сбивчиво объяснила она. – По крайней мере, с тех пор…
Он подхватил:
– …как князья искали котел воскрешения. Это они посылали солдат в горы. И никто из них не вернулся. – Он коснулся нагрудного панциря, провел пальцами по ржавому металлу. – Видимо, вот что с ними стало. – Он вскинул голову. – Значит, это не просто выдумки.
Острая тревога заставила ее оглядеться по сторонам.
– Нам надо в деревню. Там мы будем в безопасности. Там есть…
Ей вспомнилось, как железные прутья грузили в телегу, как лязгал металл по металлу. Эйнон продаст их, а когда придет зима и начнется голод, будет бахвалиться своей щедростью, продавая деревенским зерно.
Рин вспомнила своих близких, сидящих за ужином.
А еще – скрытую угрозу, которая прозвучала в брошенных ею Эйнону словах: «
Теперь этой уверенности в ней почти не осталось.
Глава 11
Курица пропала.
Старый Хивел считал и пересчитывал, водя пальцем по воздуху. Да, всего одиннадцать птиц было на насестах высоко на стенах сарая. Курам нравилось забираться повыше, чтобы не достали лисы и бродячие собаки. Одна несушка уставилась на него, склонив голову набок, взгляд ее черных глаз-бусинок был пристальным и внимательным. Хивел прошел по сараю, бурча себе под нос и направляясь к загону для овец. Здесь овцы проводили ночь, прибегая, стоило ему встряхнуть ведро с зерном. Их даже сгонять не приходилось.
А вот куры… Куры любили бродяжничать. Не раз ему случалось находить несушку среди деревьев или даже на крыше дома. Однажды у него был петух, которому нравилось сидеть на деревенской изгороди и кукарекать каждые несколько часов в любое время суток. Один из постояльцев Инид пожаловался на шум, и следующие несколько вечеров суп в «Рыжей кобыле» имел явный вкус курятины.
Хивел закрыл сарай на засов и направился к дому. Солнце висело над самым горизонтом, озаряя поля и отбрасывая длинные тени. Времени на поиски глупой курицы почти не осталось, но зима близко – выбора у него нет.
Он прихватил ведро, в котором носил корм курам, погромыхал им, надеясь привлечь беглянку знакомыми звуками.
– Ну давай же, паршивка, – пробормотал он. Будь его жена жива, непременно упрекнула бы его за такое выражение. Но несколько лет назад его жена захворала и вскоре оставила ему дом, который казался слишком просторным, и деревню, в которой ему было чересчур тесно. Сколько бы раз друзья ни звали его переселиться в Колбрен, он лишь отмахивался.
Его место возле полей и мельницы. И потом, дел так много, что страдать от одиночества ему попросту некогда.
Он снова позвенел ведром, шаря взглядом по кустам.
В них что-то шевельнулось.
– А, вот ты где. – Хивел поставил ведро и подошел к кустам. Он очутился в тени деревьев. В воздухе расплывался странный запах – гниль вперемешку с металлом, – и в нем было что-то такое, отчего руки Хивела покрылись гусиной кожей.
Некое чутье настойчиво призывало его замереть.
Из подлеска вышла тварь.
Кости были покрыты бурыми пятнами, рот широко раззявлен, а череп будто ухмылялся. В руках тварь держала ржавый меч.