Домби и сын

Съ этимъ веселымъ товарищемъ Флоренса, мене теперь запуганная, держала свой путь въ Сити. Утро уступало мсто полудню, и солнце ярко горло на горизонт. Стукъ экипажей становился громче, толпы загустли, магазины запестрли, и молодая двушка очутилась среди потока этой бурной жизии, безразлично протекающаго мимо площадей и базаровъ, мимо дворцовъ, тюремъ, церквей, мимо богатства, бдности, мимо всхъ вмстилищъ добродтели и порока, подобно этой широкой рк въ сердц великаго города, которая, теперь пробужденная отъ своего сна, несетъ свои волны въ глубокое море между трудами и заботами людей.

Вотъ, наконецъ, и квартира маленькаго мичмана. Еще нсколько шаговъ, — и вотъ во всей красот самъ маленькій мичманъ, вчно юный, вчно игривый и вчно занятый своими метеорологическими наблюденіями. Еще и еще нсколько шаговъ, и дверь магазина отворилась, предлагая странниц радушный пріютъ. Флоренса, ускорявшая шаги по мр приближенія къ цли своего путешествія, перебжала черезъ улицу (Діогенъ теперь плотно прижимался къ ней, такъ какъ уличная суматоха, очевидно, ему надола) и мгновенно очутилась на порог гостепріимной маленькой гостиной.

Капитанъ въ своей лощеной шляп стоялъ передъ камииомъ и варилъ свой утренній какао. Его часы лежали на каминной полк, и онъ безпрестанно обращалъ свои взоры на эту драгоцнную игрушку, чтобы слдить за ходомъ кипнія заморскаго растенія. Услышавъ шаги и шорохъ платья, капитанъ быстро поворотилъ налво кругомъ, и въ душ его мгновенно обрисовался образъ м-съ Макъ Стингеръ со всми подробностями страшнаго нападенія; но тутъ же эта картина смнилась другою, вовсе не страшною и совсмъ неожиданною. Флоренса сдлала къ нему движеніе рукою, пошатиулась и упала на полъ.

Поблднвъ еще больше, чмъ Флоренса, до самыхъ морщинь на своемъ лиц, капитанъ подняль молодую двушку, какъ ребенка, и положилъ на тотъ самый диванъ, на которомъ она такъ сладко покоилась въ давно прошедшее время.

— Наше ненаглядное сокровище! — сказалъ капитанъ, всматриваясь пристально въ ея лицо. — Расцвла, выросла, созрла, и ужъ теперь не двочка!

И Куттль смотрлъ на взрослую двицу съ такимъ почтительнымъ благоговніемъ, что не согласился бы ни за какія блага въ свт взять ее на руки, несмотря на то, что она была въ обморок.

— Ненаглядное сокровище! ангелъ! восторгъ моего сердца! — восклицалъ капитанъ, удалившись оть нея на почтительное разстояніе. Его физіономія выражала ужасное безпокойство. — Если вы можете внимать капитану Куттлю, отвчайте хоть мизинцемъ вашимъ на его салютъ!

Флоренса не шевелилась.

— Восторгъ моего сердца! ради Вальтера, потонувшаго въ глубокомъ мор, откликнитесь на привтъ его друга!

Находя ее нечувствительною къ этимъ умилостивительнымъ заклинаніямъ, капитанъ схватилъ со стола графинъ съ холодной водою и осторожно окропилъ ея лицо. Потомъ, уступая экстренности случая, капитанъ распорядился съ необыкновенной любезностью своею огромною рукою: снялъ съ нея шляпу, обмочилъ ея губы, лобъ, волосы, затылокъ, прикрылъ ея ноги своимъ собственнымъ камзоломъ, погладилъ ея маленькую руку и, видя, наконецъ, что ея брови задрожали и губы начали шевелиться, продолжалъ съ большой смлостью употреблять свои медицинскіе пріемы.

— Ура! — возопилъ капитанъ. — Ура! Держись крпче, моя красавица, держись крпче! Вотъ такъ! Вамъ теперь лучше. Причаливать смлй и опустить паруса! Проглотите нсколько капель. Такъ, такъ, что новаго, моя красавица, что новаго?

Здсь капитанъ очень кстати припомнилъ, что часы играютъ весьма важную роль въ докторскихъ рецептахъ, и поспшилъ снять свои собственные часики съ каминной полки. Прицпивъ ихъ къ своему крюку и взявши за руку Флоренсу, онъ поперемнно смотрлъ съ напряженнымъ вниманіемъ то на ея руку, которую держалъ въ собственной лап, то на часы, какъ будто ожидалъ прочитать рецептъ на циферблат.

— Какъ теперь вы себя чувствуете, моя радость? — сказаль капитанъ. — Отъ нихъ можно ожидать добра, я полагаю, — говорилъ капитанъ, не переводя духу и бросая одобрительный взглядъ на свои часы. — Ой вы, часики мои, дружочки! Ставь васъ каждое утро получасомъ назадъ, a къ обду опять поверни стрлку на пятнадцать минутъ, и посмотрлъ бы я, какой хронометръ будетъ тягаться съ вами. Ваше здоровье, моя радость?

— Капитанъ Куттль! вы ли это? — воскликнула Флоренса, приподнимаясь немного съ импровизированной постели.

— Да, моя радость, да! это я, капитань Куттль, мореходъ; да благословенъ будетъ Богъ отцовъ нашихъ нын, и присно, и во вки! Да, это я, высокорожденная барышня-двица!

Капитанъ долго придумывалъ, какимъ бы приличнымъ именемъ величать Флоренсу, и, наконецъ, остановился на этомъ замысловатомъ титул высокорожденной барышни-двицы.

— Здсь ли дядя Вальтера?

— Здсь, моя радость… То есть, его уже давно — охъ, какъ давно! — не видать на этой гавани, высокорожденная двица! Никто здсь слыхомъ не слыхалъ о дяд Соломон съ той поры, какъ онъ отчалилъ отсюда посл бднаго Вальтера. Но хотя онъ потерянъ для зрнія, — продолжалъ капитанъ въ вид цитаты, — Англія, родной очагъ и красавицы никогда его не забудутъ!

— Разв вы здсь живете?